Он попятился, зажав уши ладонями. Пятился и пятился, пока не уперся спиной в дверь котельной. Шумно ссыпался снег с козырька. Витек убрал руки и прислушался. Стало тихо. Из дыры в снегу валил пар, неестественно белый в ночной темноте.
А еще вдруг снова расцвело над головой северное сияние. Оно дрожало, будто кто-то невидимый запустил руку в безбрежный океан неба и потревожил полотно неосторожными движениями.
Витек сломал две сигареты трясущимися руками. Наконец засунул в уголок губ третью, закурил.
Из-за двери едва слышно доносились звуки работающего генератора. Думалось, будто котельная дышит такими вот надрывными гудящими вздохами.
Витек пошел прочь, не оглядываясь. К черту топливо, вещмешок. К черту все. Убраться отсюда надо. Вот что важно.
Вышел на следы от лыж, оставленные несколько часов назад возле постамента. Вдалеке расцвел огнями поселок, но Витек шел не к нему, а от него. Это место тоже дышало, питалось теплом через трубы, оживало. Они все были заодно – котельная, поселок и Николаич.
Из снега вдруг полезли трубы, вспарывая сугробы и дорогу. Неторопливо, бесшумно, они росли вверх и в стороны, расплетались, преграждая путь. Витек остановился, мусоля сигарету в зубах. Трубы были выкрашены в желтый, кое-где краска потрескалась. Что-то плескалось и булькало внутри. На одной из труб дрожал счетчик. Снег вокруг обратился в воду и тут же – в лед. Ветер взвыл, спотыкаясь о внезапную преграду.
– Ага, понятно… – Витек оглянулся. Трубы были вокруг, выросли частоколом, оставляя единственный путь – к котельной.
Он неторопливо докурил, швырнул бычок в снег и вернулся. Внутри было жарко, но уже не так сильно, как раньше. Из дежурки свистел пар, грохотала буржуйка. Чувствовалось, до дрожи в коленках, присутствие кого-то еще. Постороннего. Опасного. Неживого?
– Кто здесь? – спросил Витек негромко. Ухмыльнулся. – Как в ужастиках, сука. Умудрились же вляпаться.
Он пошел, не заглядывая в дежурку. Движения были неторопливыми, вялыми. Звуки его шагов тонули среди шума вокруг. Уже никуда не хотелось бежать, что-то делать. Хотелось, чтобы все скорее закончилось.
Направился в глубь котельной. Трубы вокруг разрослись, будто ожившие растения. Они были везде. Большие и маленькие. Холодные и горячие. Витек постучал согнутым пальцем по счетчику, висевшему на уровне его глаз. Стрелка дрожала. Где-то зашипело. Стало слышно, как шумно проносится над головой вода.
Витек услышал трещотку, и в голове раздался голос Толика: «А я предупреждал, что валить надо!»
Плохо, значит, предупреждал.
В какой-то момент Витек вышел к распахнутой двери – той самой, которая еще ночью была закрыта. Под ногами хрустел уголь. Из помещения тянуло жаром, потому что его заполнял котел.
Это был огромный котел цилиндрической формы, старый, весь в пятнах сажи, кое-где погнутый, с несколькими глубокими трещинами по бокам. Внутри него шипело пламя. Из боков тянулись в стороны трубы.
Витек завороженно смотрел, как в дрожащем полумраке играют блики света. Прав был философ – на огонь можно смотреть бесконечно.
Снова раздались громыхания трещотки. Витек шагнул к котлу и увидел Сашку.
Он висел в переплетении тонких труб, похожий на бабочку, угодившую в паутину. Трубы обвили его запястья, ноги, шею. Они проткнули щеки, вылезли из глазниц и из приоткрытого рта. Трубы торчали из груди, из паха. Кровь стекала по ним, ползла змейками и собиралась на полу в темные лужи.
– Пир на весь мир, – сказал Сашка угрюмым голосом труб.
– Кто ты? – спросил Витек.
Где-то в глубине котельной, в недосягаемом мраке за котлом, заворочалось нечто.
– Мне хватит вас надолго, – сказал Сашка, хотя разорванные губы его не шевелились. – Присоединяйся!
Витек понял, что его сознания, его мозгов не хватит представить эту громадину, которая раскинулась вокруг, под землей, под снегом, опутала поселок, торчала отовсюду трубами, обитыми стекловатой.
Что же она делала? Просыпалась, чтобы пожрать? Держала пленником Николаича, чтобы он приводил жертв? Становилась больше, злее, прожорливее? Зачем? Для каких целей?
Котел громыхнул с невероятной силой, языки огня вырвались из его недр, схватили Витька за ноги, за руки, ужалили, содрали кожу, подожгли одежду, опалили волосы. Витек закричал, чувствуя, как его поднимают, несут куда-то, срывают бушлат, берцы. Нестерпимый жар охватил тело. Горло разодрал горячий воздух.
Кругом были трубы. Они со скрежетом, лязганьем и скрипом закутывали Витька в кокон. Изгибались и трещали, протыкая его, насаживая, будто на шампуры.
Витек чувствовал, как тонкие трубы вспарывают его кожу, проникают в вены и артерии и начинают качать кровь – живительное тепло, жизненную энергию. Все, что нужно было этому монстру. Он хотел согреться. Он хотел жрать.
«А ведь неоткуда взять дополнительную жизнь, – с болезненной до безумия иронией подумал Витек. – Пересохраниться не получится».
