Большая Зойка встрепенулась, просыпаясь. И вовремя: из детcкой только что вышла дородная кормилица.
Рядом семенила высокая тонкая дама с растрепанной прической и что-то наставительно шептала толстухе.
Из покоев хозяйки донесся слабый голос: «Ада… Ада… воды дай. Моченьки нету…» Высокая дама скользнула за розовую створку, увещевая вполголоса: «Светлана Федоровна, голубушка, нельзя вам воды. Доктор не велел. Грудь разбарабанит, что тогда делать будем? Давайте я вам губки смочу».
Большая Зойка обрадовалась: всяко лучше порешить младенца прежде хозяйки. Эй, Маленькая, не оплошай, не подведи!
Умница Зоинька отлепилась от стены и просочилась в чуть приоткрытую дверь детской. Большая вместе с Маленькой ощутила тепло от изразцовой печи, полюбовалась на лаковую кроватку, помяла в ладони шерстяное одеяло, подула на невесомые кружева. А вот ребенок Зойкам не понравился. Красный и сморщенный. Кислым воняет.
Ну, Маленькая, давай. Убей это страшилище. Выжми жизнь из ублюдка. Изничтожь отродье, хуже всякого байстрюка!
Большая тихонько застонала от удовольствия, когда черный, твердый, как железо, палец Маленькой вонзился ребенку в глаз. Он и не крикнул, только вздрогнули ножки под шелковой пеленкой.
Зоинька потянула за пеленку, выволокла труп из кроватки.
Что ты делаешь, Маленькая?.. Заче-е-ем? С ума сошла? Под кроваткой его все равно найдут. Сумасшедшая… Точно, сумасшедшая! Дрянь! Ты мне не нужна! Можешь не возвращаться вовсе. Паскуда, как говорила кухарка Домна. Выродок.
Прикрылась кружевцами, так что, думаешь, настоящим ребенком стала?! Вон кормилица идет. Она сейчас тебя вышвырнет из дому. А дворник Софрон со двора выметет.
Кормилица тряслась, как осинов лист на ветру. А… Зойкину мамоньку увидала. Дурища. Разве непонятно, что ее давно похоронили, а могилка сровнялась с землей.
Но мамонька все сюда таскается, не может позабыть дом. Потому что тоже дурища. Поменьше бы мужикам подставлялась. Или Домнин отвар пила. Тогда бы жила здесь. И Зойка при ней.
Кормилица нагнулась к колыбельке, рукой отвела кружевца. Побледнела. Снова закрыла накидкой личико Маленькой. Оглянулась, попятилась и рухнула на пол. Аж стол и стулья подпрыгнули. Как забавно-то получилось! Молодец, Зоинька! Умница, Маленькая!
О! Хозяйка, Светлана Федоровна, третья жена Аристарха Петровича, сюда плетется. Согнулась в три погибели, стонет. Край рубахи в красном. Неряха. Ой, что сейчас будет!
На кормилицу даже не посмотрела, сдернула накидочку. Широко, как пойманная щука, раскрыла рот.
Большая Зойка развеселилась.
Лысая, с облезшей кожей, двумя дырками вместо носа, Маленькая смотрела на Светлану Федоровну глазами-пуговицами, щерила беззубую черную пасть.
Ну что ж ты, хозяйка, застыла? Целуй своего ребенка, прижимай к груди! Не хочешь?
Маленькая выпала из рук Светланы Федоровны, которая осела на пол рядом с кормилицей.
Зоинька-затейница выпуталась из шелков, выкатила из-под кроватки мертвого ребенка, закутала его в пеленки, как могла. А сама забилась под кресло.
Хозяйка очнулась первой, и не скажешь, что дохлячка. Схватила шелковый сверток, подползла к печке, открыла голой рукой чугунную дверцу. От ее пальцев поднялся едкий дымок. Но Светлана Федоровна ровно ничего не заметила. Взяла и сунула тельце в пеленках прямо в огонь. А руки от пламени не отдернула, дурища, зашлась в визге.
Влетела та высокая тонкая дама, которая появилась в доме месяц назад и откликалась на Аду.
Зойкам стало весело, хоть пляши: уж так громко орали дамы в два голоса!
Дальше все будет неинтересно. И Большая угнездилась спать. Но Маленькую позвать не забыла. Ну, погорячилась, когда прогоняла. Им поодиночке никак нельзя.
Большая Зойка дождалась Маленькую. Начала укачивать. Потом надоело, и она отшвырнула ее в угол. Принялась биться головой о стену. Не помогло. Пронзительный плач стал громче. Совсем как тогда…
…Зойка чуть не задохнулась от крепкого, сумасшедшего объятия мамоньки. Последнего объятия. Почувствовала, как намок платок на лбу от ее слез. Еле разобрала причитания:
– За мной не ходи… Ступай в дом… Тебя не посмеют прогнать… В тебе господская кровь!.. Домна все знает. Она тебя пожалеет… И не вспоминай свою мамоньку… забудь… Прощай, дитятко!..
Зойка замерла возле брошенных мамонькой узлов. Хотела крикнуть, чтобы она не ходила в сарай. Там плохо, а в углу за старыми дощатыми панелями, наваленными грудой, вообще тошно. Под слоем рыхлой земли младенчики плачут. Они злые. Мамоньке лучше идти на речку. Зойка один раз только ее видела, когда с прачкой-поденщицей ходила белье полоскать.
