— С их методами?
— Коммунистических функционеров, рожденных за Железным занавесом.
— Это… все?
— Все. Плюс переписка.
Агенты переглянулись.
— Переписка?
— Я обменялся с Лемом несколькими письмами. И быстро разобрался в его неявных намерениях. То есть в неявных намерениях адресантов. Причиной всему — значительные стилистические расхождения в отдельных письмах. И в книгах — они там явно выходили за границы отличий, вызванных переводами. Плюс внушение, чтобы я поддержал растущее влияние Роттенштайнера и Сувина в нашей среде, ради известной цели.
Молчаливый вопрос, посланный Хамму от Слаттери. Короткий кивок в ответ. Рич проигнорировал это, продолжил:
— Плюс выводы, которые я сделал из переписки с коллегами по перу и из информации о новейших решениях, принятых руководством Science Fiction of America.
— И вы решили, что Станислава Лема не существует?
— Наоборот, — ответил Рич. — Станислав Лем существует. Это конспиративное название активной партийной ячейки из-за Железного занавеса, которая проводит все более удачную диверсионную деятельность, направленную против культурных основ Соединенных Штатов Америки.
И тогда зазвонил телефон. Рич извинился, перешел на кухню и взял трубку.
— Привет, Дороти, — поздоровался. — Да. У меня гости. Агенты ФБР. Да, снова.
Улыбнулся им, сидящим в полумраке по ту сторону длинного зала.
Слаттери ему помахал.
— Нет-нет, — Рич развернулся к ним спиной. — Я могу говорить.
Пятнадцатью минутами позже он положил трубку. В горле пересохло, он вынул из шкафчика новый стакан, но замер на половине движения. Был почти уверен, что кран окажется справа от шкафчика.
А он был слева. И немой очевидной неподвижностью свидетельствовал, что пребывал так всегда.
Снова это впечатление. Почти уверен. Сердце Рича забилось сильнее.
Миллиарды миров, тут, рядом, как космические телевизионные проекции о каждом из них. Порой различаются минимально, всего одним кадром фильма. Миллиарды миров.
Он пожал плечами (сдержал непроизвольное движение к холодильнику) и налил себе воды, после чего вернулся в зал.
Слаттери все еще сидел на тахте. Хамм стоял у окна, осматривая сквозь жалюзи улицу.
— Я прошу прощения, — сказал Рич. — И так уложился быстро.
— Жена?
— Нет, мама.
Хамм повернулся к нему, но не стал садиться. Рич почувствовал его одеколон: кедровое дерево и что-то еще, куда менее утонченное.
— Господин Ричард, — начал он. Нарочито держал руки в карманах и слегка покачивался вперед-назад. — Есть ли что-либо еще, что вы должны рассказать нам о Станиславе Леме?
Рич поднял ладонь к грудной клетке. Зарылся пальцами в густой седой ковер, вылезающий из-под расстегнутой рубахи.
— Нет, агент Хамм. Больше ничего.
— Хорошо, — Слаттери хлопнул ладонями по бедрам, встал.
— Есть ли что-нибудь, о чем стоило бы знать мне? — спросил Рич, не двигаясь с кресла. — Почему вы пришли именно сегодня?
Теперь они стояли над ним.
— Ничего особенного, — ответил Хамм.
Слаттери снова глядел в окно, куда-то далеко, своим кондоровым взглядом.
Рич наконец встал, провел их к дверям. Они быстро простились и вышли.
Пройдя на кухню, он услышал их разговор на подъездной дорожке.
Голос Слаттери: Есть еще та жевательная резинка?
Голос Хамма: Да.
Голос Слаттери: Дай.
Голос Хамма: А книжка?
Голос Слаттери: В машине.
Голос Хамма: Попросишь автограф?
