Она ответила не сразу:
– Я… Нет, не думаю, но все равно спасибо. Что-то не очень хорошо себя чувствую.
– Думаю, все мы немного не в себе, с учетом того, что произошло. Это жуткое убийство Изабель… – По опыту я уже знала, что чаще всего лучше сразу переходить к делу и прямо высказывать свои мысли. Это экономит время.
– Да, понимаю, ведь это ты нашла ее. Просто представить не могу… – Тут голос ее затих. Лично я считала, что представить она вполне могла. Ведь именно она обнаружила мертвого Эдвина Грина в снегу.
– Как думаешь, кто мог это сделать? – спросила я.
Фрида посмотрела на меня, не скрывая, что встревожена.
– Не знаю.
– Ну хоть догадки какие-то есть? – спросила я заговорщицким тоном, словно обе мы снова превратились в девчонок, обсуждающих понравившихся мальчиков.
– Нет, правда, ни малейшего представления. После завтрака я сидела у себя в комнате и писала письма. Филипп вышел погулять. Хенсон видел, как он выходил на улицу.
Я не спрашивала о ее местонахождении в тот момент, да и от этой информации пользы было немного. Она лишь доказывала, что один из них мог убить Изабель. Тут вдруг я подумала: а уж не создают ли муж и жена друг другу алиби? В том случае, конечно, если Хенсон не видел, как мистер Коллинз выходил из дома. Интересно, видел ли кто-нибудь, как он вернулся в дом?
Похоже, мое задумчивое молчание начало нервировать ее, и Фрида заговорила снова:
– Я долго думала об этом, и мне кажется… – Тут она опять умолкла.
– Да?
– Ну, не знаю. Я… я думаю, Беатрис вчера за обедом была права. Любовь – это страшная сила, ее нельзя скидывать со счетов. Во имя любви человек способен и на убийство.
– Ты говоришь о мистере Робертсе?
– Я… – Она покачала головой и вновь замкнулась в себе. – Не знаю. Возможно, мы никогда ничего так и не узнаем.
– Вряд ли полиция приостановит расследование, – заметила я.
– Убийства и прежде часто оставались нераскрытыми. – Фрида отошла на шаг и взялась за ручку двери в соседнюю комнату, словно собиралась ее отворить. – Было так приятно поболтать с тобой, Эймори. Но ты уж меня прости, хотела тут дописать одно письмо.
– О, конечно.
Фрида начала приоткрывать дверь, затем вдруг резко остановилась и взглянула на меня. В ее глазах опять промелькнула тревога.
– Я понимаю, убийство – это ужасно. И, наверное, подло с моей стороны так думать… Но временами мне кажется, что Изабель сама напросилась.
Я спустилась вниз, теряясь в догадках. Меня немного удивило последнее высказывание Фриды, но я подозревала, что большинство обитателей Лайонсгейта разделяют это мнение. И ни один из них, за исключением мистера Робертса, не оплакивал кончину Изабель Ван Аллен. На самом деле, узнав о ее смерти, большинство из них вздохнули с облегчением.
Сама бы я не стала выражать мысль так, как Фрида, но, похоже, Изабель действительно удалось не на шутку рассердить всех этих людей. Она культивировала атмосферу злобы и подозрения и понесла расплату. Нет, разумеется, я вовсе не считала, что ее убийству есть оправдание.
Что имела в виду Фрида, сказав, что убийства часто остаются нераскрытыми? Говорила она в обобщенном смысле, но мне показалось, за ее словами стоит нечто большее. Возможно, мне следует продолжить этот разговор с ней позже.
Я пошла в гостиную в надежде отыскать там мистера Уинтерса. И была удивлена, застав Десмонда Робертса, который сидел у окна и смотрел на заснеженные холмы за стеклом.
Заметив меня, он тотчас поднялся.
– Доброе утро, миссис Эймс.
Он был очень бледен, под глазами залегли темные круги. Обе эти особенности акцентировались яркими солнечными лучами, проникавшими в окно, но в целом выглядел он более собранным, чем вчера вечером.
– Доброе утро. Да что вы вскочили, сидите, пожалуйста! Не хотела вас беспокоить.
– Нет, нет, какое беспокойство, прошу, входите, – сказал он. – Я… мне как раз не хватает компании. Спустился и увидел, что здесь ни души, вот и решил посидеть тут немного… Просто… не мог больше оставаться у себя в комнате.
– Вполне понимаю. Вам совсем ни к чему торчать там одному круглыми сутками. – Я вошла и уселась в кресло напротив него, разглядывая его осунувшееся красивое лицо. – Вы хоть что-нибудь ели?
Он покачал головой:
– Пока нет. Я просто… не могу.