Предпочтение было отдано валянию на пляжах и безделью. Такое решение меня полностью устраивало, и я с радостью поехал один. С картой деда.
В Катманду я остановился в небольшом отеле, в двух кварталах от дворцовой площади. Атмосфера города произвела на меня неописуемое впечатление, и я постоянно чувствовал себя в состоянии эйфории и легкого возбуждения, как от экзотики вокруг, так и от близости к своей цели. В действительности же я слабо представлял себе, как добраться до нужного мне места. На основании пометок на карте я сделал вывод, что мне нужно двигаться на северо-восток, следуя чернильной линии, нарисованной дедом. Ранее я наивно предполагал, что попросту найму пару шерпов непосредственно у отеля, мы усядемся на яков и преспокойно тронемся в путь. Конечно, никаких шерпов верхом на яках у отеля не было. Гораздо позднее я узнал, что экспедицию на яках можно увидеть разве что в высокогорном Тибете, на севере, где-нибудь у подножия Эвереста или горы Кайлас. На тот момент я даже не понимал, в какое конкретное место меня необходимо доставить. На карте не было названия — только чернильный крестик. Исконный бон — это не организация, в отличии от буддийских школ. Священники бон жили и живут среди обычных людей, не отличаясь никакой специальной униформой. Узнать священника можно только во время проведения обряда. Если, конечно удастся на него попасть. Я пытался высмотреть на старых улицах Катманду широколицых и коренастых тибетцев в митрах и шелковых кафтанах, но без какого-либо успеха. Делал это машинально, под влиянием своей навязчивой идеи. Несколько раз мне показалось, что где-то в толпе в старом городе мелькали фигуры в характерных головных уборах, но все мои попытки настигнуть кого-нибудь из них оканчивались неудачей.
Вдоволь было только праздношатающихся буддийский монахов: говорливых, смеющихся и размахивающих руками. Монастырей же настоящего бон изначально никогда не существовало. Первые монастыри были созданы в пятнадцатом веке теми же буддистами. Еще в VIII–IX веках некоторые бонские тексты были адаптированы согласно буддийскому канону и сведены в учение Ньингма. Буддийский вариант Бон. Сам же Новый Бон представлен парой монастырей Бон Юндрунг. Сам далай-лама признает эту линию бон «единственно подлинной и соответствующей культурным традициям Тибета». К моему делу все это ни имело никакого отношения. Я пытался обращаться к торговцам в старом городе, к тем из них, кто, на мой взгляд, выглядел как тибетец, но без успеха. Все они только пожимали плечами и непонимающе таращили глаза в карту деда.
Учитывая все эти обстоятельства, я никак не мог составить сколько-нибудь разумный план действий. Какую-то пользу, наверное, могли принести пометки вдоль линии маршрута на карте с названиями местности или, возможно, деревень. Однако надписи были сделаны на немецком и звучали для местных как абракадабра. Вдоволь натрудив язык в попытках произносить эти надписи на разный манер, я, наплевав на самолюбие, поступил, как и положено инфантильному иностранцу-туристу. Попросту обратился к человеку на рецепции, который одновременно был и портье, и официант, и, очень может быть, хозяин отеля. Мне он показался настоящим индусом — невысокий, с темной кожей, напомаженными усами и блестящими глазками. Я показал ему карту и спросил о возможности добраться до указанного места. За деньги, разумеется. Парень долго всматривался в карту, шевелил губами и причмокивал, время от времени бросая на меня странные взгляды. Наконец, когда я уже готов был ретироваться, он сказал, что у него есть друг, ученик священника, и он может с ним посоветоваться. Скорее всего, завтра…
Я благодарно кивнул и повернулся, чтобы уйти…
— Бонпо?! — услышал я шепот позади. — Зачем тебе, немец?
Через три дня утром в дверь моей комнаты постучали. Открыв, я увидел на пороге человека с рецепции и стоящего рядом с ним крепкого тибетца, одетого на европейский манер: брюки, легкие туфли, светлая рубашка и куртка из блестящей ткани. Портье сказал, что я могу называть его друга Лугонг и он может помочь мне в моем деле.
— Мне нужно взглянуть на карту, — произнес Лугонг на хорошем английском и протянул руку.
Чуть поколебавшись, я достал карту и отдал ему. После пятиминутного разглядывания карты Лугонг вернул ее мне.
— Я знаю, где это. Мы называем это место Ахмес. Оно находится в двадцати километрах от моей деревни. Что тебе нужно там и кто нарисовал эту карту?
Я немного растерялся от такой прямоты, но помявшись, все же ответил:
— Понимаете… Я ученый из университета… Моя работа как бы… изучать ритуалы бон. Карту рисовал мой дед, давно, еще в начале века. Он тоже был ученым…
Лугонг хмыкнул и пожал плечами:
— Я могу свозить тебя туда и обратно за пятьсот долларов.
— Это не совсем то, что мне нужно. Я бы хотел принять участие в каком-нибудь ритуальном обряде бон — это нужно для моей работы.
— Какой именно ритуал тебя интересует: заклинание духов, обряд магического танца или еще что-нибудь?
Я собрался с духом и сказал:
— Мне хотелось бы присутствовать при проведении погребального обряда и увидеть применение практики пховы. Дело в том, что сейчас я работаю над диссертацией о древних религиях народов тибетского нагорья…
Лугонг неожиданно весело рассмеялся и подмигнул мне:
— Для этого, мой немецкий друг, нужен кто-то умирающий. Но с другой стороны — может, тебе повезет.
Мы договорились как-то подозрительно быстро. Но что мне могло угрожать? Пасть жертвой нелегальной туристической индустрии и лишиться пары
