дорожных чеков? Не так страшно в сравнении с моей целью.
К полудню мы погрузились в старый пикап и тронулись в путь. На выезде из долины Катманду Лугонг съехал на грунтовую дорогу и дальше наш путь продолжился через довольно густой подлесок, чередующийся с возделанными полями и небольшими деревнями с глинобитными домиками, покрытыми плетеной соломой. Пейзаж был практически неотличим от окрестностей Северной Индии, только на месте ровной линии горизонта возвышались горные пики Гималаев с вершинами, покрытыми снегом.
— Ты не похож на непальца, — решился я заговорить с Лугонгом, — непальцы, на мой взгляд, значительно меньше ростом, и тип лица отличается.
— Мой отец родом из Лхасы, — охотно поддержал разговор Лугонг, — непальцы слишком долго смешивались с индусами, поэтому и выглядят по- другому.
— А ты действительно ученик священника бон? — перешел я к важной для меня теме.
— Можно и так сказать, хотя бонцы называют это иначе. Мой отец был лунгомпа. Кстати, ты можешь говорить: Юнг-друнг ги Бон, как сейчас принято.
— Хорошо. Что это значит?
— Это значит «произносить секретные заклинания», если дословно. Гималаи — центр мира. Здесь, и особенно выше в горах, реальности людей, нагов и дэвов почти всегда пересекаются между собой. Если ты не способен направлять богов или заклинать демонов, то тебе просто не выжить, — Лугонг повернулся и взглянул мне в глаза. — Скажи мне, что ты хочешь получить от погребального обряда? Ты живой и умирать будешь не в Гималаях. Там, в городах, на равнине, совсем другое посмертие. Тебе не поможет то, что увидишь или узнаешь здесь.
От его слов и неожиданно холодной манеры говорить неприятный холодок пробежал по позвоночнику.
— Все люди одинаковы, — возразил я. — Посмертное существование или есть, или его нет. Совсем не важно, что каждая религия описывает загробную жизнь по-своему. Это вообще может быть вымыслом.
— Зато смерть не вымысел. Твое посмертие начинает формироваться с момента рождения в зависимости от сил, которые его создают. Если ты родился, жил и умер в христианской стране, то в любом случае после смерти ты попадешь в христианский ад или рай. Совсем не важно, был ли ты крещен, ходил ли в церковь и, вообще, веришь ли в своего бога.
— Ты хочешь сказать, что религия как бы… создает загробный мир?
— Конечно, — кивнул Лугонг. — И создает, и владеет им. Поэтому религии существуют и процветают, несмотря на полеты в космос и все ваши технологии. Не имеет значения, что большинство людей даже не думают о смерти, если здоровы и обеспечены. Так называемая «жизнь» до предела наполнена материальными заботами для одних или материальными наслаждениями для других. И то и то другое — не более чем попытки тела принудить наше сознание не думать и не осознавать неизбежность умирания. Отрицание материальности смерти и поддержание иллюзии вечной жизни для тела. Наши тела — это подлинная проблема. Каждое из них, в меньшей или большей степени, властвует над сознанием. Человек, прожив долгую жизнь, часто даже не подозревает, что все его поступки, мысли и желания, какими бы возвышенными они ни были, просто навязаны жаждой тела жить. Именно это двигающее мясо и бурление желудка препятствуют нам принять смерть как иную форму существования. Вне тела.
Лугонг выдал эту длинную сентенцию равнодушно и не делая пауз. Я едва сумел уловить смысл его высказывания и даже растерялся.
— То есть… — попытался я уточнить, — эта проблема возникает не из-за нашего ума, как утверждают многие учения, а тела?
— Да, все проблемы из-за тела, — не задумываясь, подтвердил Лугонг. — Чувства, фантазии, интеллект — в основном, побочные эффекты, которые порождает наше физическое воплощение. Почти каждая твоя мысль или желание — продукт биохимии организма. Для того, чтобы отделить собственное сознание от влияния своего же кишечника, люди, стремящиеся к просветлению, используют йогу, схиму и изнурительные посты. Ты можешь использовать это для своей диссертации. Ты же ученый, верно?
Я принужденно кивнул, почувствовав скрытую издевку. Мне не понравился его поучительный тон, и я счел долгом возразить:
— Не все живут повинуясь потребностям тела, даже на Западе. Я сам знаю многих достойных людей, которые проживают жизнь осознанно, отдавая предпочтение ментальной и духовной жизни в ущерб телесным потребностям. Многие великие ученые жили и живут так же, как и монахи в схиме. И отношение к смерти у них соответствующее.
Лугонг понимающе закивал, не отрывая глаз от дороги.
— Конечно, существуют исключения. Я не крестьянин, и мне приходилось бывать в других странах и наблюдать самые разных людей. Поэтому я не понимаю твоих слов: «соответствующее отношение к смерти». Соответствующее чему?
Действительно, чему соответствующее? Как можно соответственно относиться к тому, что с тобой никогда не случалось?
Я решил взять паузу и отвернулся к окну. Мне довольно часто приходилось думать о смерти. Нет, не в смысле самоубийства или под влиянием депрессии, но как об одном и самом важном этапе человеческой жизни. Тем более, что моя навязчивая цель, которой я задался с детства, способствовала размышлениям на эту тему. Я был согласен с некоторыми высказываниями Лугонга. С ранних лет моей жизни у меня очень часто вызывало недоумение, а порой даже и злость, что люди, окружающие меня, всегда отказывались говорить на эту тему свободно и вдумчиво. Я очень хорошо помню выражение их
