поползли, будто песок ненадолго стал зыбучим.
Камни, облицовывавшие «штольню», посыпались, ударяясь о дно, как доминошки.
– Нет! Не-ее-ет!!! – услышала Карина собственный крик.
Она навалилась на Митьку, пытаясь оттащить или хотя бы оттолкнуть от оседающего края колодца.
–
Оба знака вспыхнули белым и подействовали. Митькино падение под землю не состоялось.
Диймар отскочил от края. Оторопело уставился на то, что сам же и сделал.
– А так… даже лучше, – выдавил он, – так ты сама не спрыгнешь. А то мало ли, решишь, что твоя жизнь побоку, главное – мир спасать.
Карина поняла, что ее глаза застилает алая пелена.
– Мир спасать?! – заорала она. – Да плевала я! Мне сейчас не мир, мне ЕГО надо спасать. Это важнее!!! Тьфу! Какой мир, если…
Слова закончились. Вернее, слова были, да все не те.
Наверное, просто время слов закончилось.
Внутренняя луна Митьки таяла.
Митька умирал.
А значит, какая разница, что ей терять?
И Карина не глядя погрузила руку в то место, где в ее понимании должна была быть грудь Митьки.
А вторую руку – в свою.
Боль была такая, что непроглядная ночь на секунду показалась белой, как вспышка молнии. «Подрастешь, и будет легче», – говорил отец о боли при обращении. Куда той боли до этой.
Зато она оказалась теплой, эта внутренняя луна. Доверчиво качнулась в ладонь, как пушистый клубочек. Готовая греть и…
И запускать ход жизни. Вновь и вновь.
Жмурясь и гадко подвывая от боли и ужаса, Карина рванула обе внутренние луны. И поменяла руки.
Ее внутренняя луна оказалась в груди Митьки.
А в ее груди – его луна.
– Нет!..
Кто кричит? Ах, Диймар Шепот… Ну что ж, кричи не кричи, лимит «нетушек» на сегодня исчерпан.
Она с удовольствием наблюдала, как к Митьке возвращается его обычный облик. Как сквозь него на миг проступает белый волк, а потом снова возвращается человек. Еще секунда, и изображение поплыло перед глазами.
Все поплыло. Жизнь уходила. Исчезающая, умирающая внутренняя луна не могла ее поддержать. К тому же рывок прошел не совсем гладко. С повисшей, как плеть, руки девочки капала кровь.
И песок жадно поглощал ее.
– Карина-а-а-а! – Митька заорал так страшно, что она на секунду испугалась, а потом обрадовалась. Ведь так кричать могут только совершенно живые люди.
Живые.
Он будет жить.
Вот и все.
Митька орал что-то еще, как, собственно, и Диймар.
Белый волк тряс ее за плечи, но, кажется, бесполезно.
Жизнь утекала вместе с кровью. Кровь пролилась из груди, еще сочилась между ребер, хоть и капала с пальцев.
Вот только песок впитывал кровь не с одной лишь жадностью, но также с благодарностью.
И вдруг…
Что-то вздохнуло там, на дне колодца, теперь скрытого под толщей песка. В груди стало горячо. Или это в ее груди вздохнуло? Из земли, наплевав на осыпавшиеся стены, пробился луч света. Он устремился в небо, туда, где за облаками была драконья луна. Такая странная, овальной формы.
И еще один луч то ли вылетел из груди Карины, то ли стрелой вонзился в нее. Это было не важно.
Важно, что там, где еще не погасла внутренняя луна, раздался треск.
И проснулся дракон.
Это было совсем не больно, но так… по-настоящему, что Карина попросту не знала, что предпринять. А что тут сделаешь, если внутри тебя потягивается и зевает самый настоящий дракон, только маленький? Хоть изводись, что их не бывает, – он уже есть.
– Больше не исчезаешь, – сказал Митька. – Ты живая. Ты… НЕНОРМАЛЬНАЯ, что ты вытворяешь?!
