Полумесяц находились никак не севернее Чехии. Приблизительно на широте Вильнюса была указана граница с пометкой, что дальше к северу не заходил ни один корабль, кроме пиратских. По географическим сведениям, полученным от пиратов, веры не было, посему и в справочнике их не отразили. В скобках было указано, что где-то там находятся Тающие Острова: мол, от них к побережью несутся течения Змей и Радуга…
– Мить, да мы с тобой практически на край света забрались.
Карине дико захотелось подняться и еще раз взглянуть на океан.
Она так и сделала, но тут же с шипением уселась на острых камнях. Ноги не откромсаешь, но босиком стоять – не в радость.
– Эгей, уронишь! – Митька подхватил книгу, спасая ее от фатального намокания.
– Слепки грязи не боятся.
Карина все же кое-как встала на ноги, подставила лицо соленому порывистому ветру, стараясь не грохнуться под его ударами. Свободные рукава комбеза отчасти помогали, а отчасти, наоборот, мешали.
Митька выстучал ритм-код, засунул уменьшившуюся и отвердевшую книжечку в карман. Глянул на подругу снизу вверх.
– Вот теперь я тебя узнаю. А то какая-то кислая каша, готовая опустить лапки и сдаться.
– Сдаться? Сейчас-ка! Это была минута… ну, пусть полсуток слабости. А сейчас… Мить, ты только посмотри! Этот чертов мир прекрасен. Думаешь, я позволю всяким умникам ему навредить? А мы? Мы, между прочим, в нем тоже неописуемо прекрасны. И я в обиду не дам ни меня, ни тебя, ни Арноху… ни… да вообще никого! Вот вам всем! – Она взмахнула рукой, демонстрируя небу и воде то ли фигу, то ли вовсе третий палец. – Не пройдете!.. А-а-а-а!!!
Этот вопль уже не относился к торжествующим, о нет.
Дело в том, что по ту сторону каменной волнорезоподобной гряды не было никакой бухты. А если и была, то дальше. Черная скала сразу за невысоким своим гребнем становилась довольно гладкой, почти отвесной стеной. Не настолько отвесной, чтобы лететь вдоль нее, но достаточно, чтобы лететь по ней, не имея ни малейшей возможности остановиться.
– Карина!!! – заорал сверху Митька.
Ответить она не могла. Очень была занята, стараясь не убиться о стены этой странной чернокаменной «трубы». Но буквально через пару секунд этих адских «трилунских горок» ее перестало мотать по желобу. По простой причине – он сильно сузился.
Короче, она падала в какой-то сужающийся колодец. И сердце ее тоже сужалось – сжималось от страха при мысли, как она будет оттуда выбираться. И что делать, если начнется прилив.
В критические моменты мы способны на такое, что в не в состоянии даже нарочно нафантазировать в моменты некритические. А Карина и вовсе поступила почти привычным для себя образом – обернулась волком. Чуть-чуть. Ровно на столько, сколько надо, чтобы волчья шерсть «штанами» покрыла ноги, защитив их от переломов. Потому что стена не переходила плавно в пол, а упиралась в него как раз под тем углом, под которым стене положено это делать.
От ушибов не защитило, конечно. Хорошо хоть, ума хватило поджать ноги и не отбить пятки. Приложилась так, что будь здоров.
– О-о-ой! – взвыла Карина.
И собралась добавить что-то непригодное к печати, но к ситуации весьма применимое. Не успела. Сверху таким же манером и даже в таком же частичном превращении ахнулся Митька. И все непечатное сказал сам. Молодец какой, избавил даму от конфуза.
– Цела? – хмуро поинтересовался он, при этом проверяя собственные конечности на предмет их целостности и морщась.
– Более или менее, – ответила она. – Ты-то как свалиться умудрился?
– С чего бы мне падать, серый волк? – удивился Митька. – Я за тобой прыгнул.
М-да, а у них не только настроение несется по несовпадающим синусоидам, – когда один на пике восторга, то второй в пучине отчаяния, – а еще и, гхм, интеллектуальные взлеты и падения.
– То есть искать веревку и вытаскивать меня – для слабаков? – съехидничала она. И тут же исправилась, видя, как покраснел Митька: – Спасибо, белый волчище. Ты ж убиться мог из-за меня.
– Не убился же, – все так же насупленно отозвался друг. – Ты просто в последнее время такая стала… ну… девушка, что ли. В такой ситуации могла испугаться, запаниковать, навредить себе. А насчет выбраться – не волнуйся, где наша не пропадала? Нигде. Непропадаемая.
Надо было, наверное, осмотреться. Только какой смысл? В круглом колодце Карина смогла бы вытянуться во весь рост, а Митька – едва ли. Желоб сужался не так сильно, как показалось при падении. И стены его были сплошь из неопределенно-темного, шершавого камня. Потрогав его поверхность – то ли застывшая навеки губка, то ли еще что-то безумно пористое, – Карина поежилась. Спина отозвалась дивными ощущениями. Мрак побери, очередная одежка – в клочки. Да еще и вся кожа, судя по дивным этим самым, не столько сплошной ушиб, сколько сплошная ссадина. Судя по выражению Митькиной физиономии, он думал примерно о том же. И чувствовал что-то похожее.
– Мить, похоже, нам придется знак инверсара восстанавливать по тому же принципу, которым ты ешшофада вернул, – сообщила Карина, – и оборачивать свои ссадины вспять. Потому что жить, чувствуя себя морковкой на терке, я решительно отказываюсь.
– Поддерживаю, – Митька не выдержал и засмеялся, – но сначала выберемся.