В следующий миг произошло такое, чего даже бывалый оборотень Карина Радова не ожидала увидеть. Дэррен вдруг… распалась на пятерых океоронов. Без шума, без крови и прочих неаппетитностей один человек стал пятью птицами. Они выстроились уже знакомым Карине клином и полетели по коридору Информаториума, как над привычными океанскими просторами. Карине пришлось припустить во весь дух, чтобы не отстать. Инстинкт психического самосохранения заработал на всю катушку. И не зря. Потому что их полет и бег закончились у новой двери. Повинуясь скорее собственной догадке, чем какому-то сигналу от птиц, Карина распахнула ее.
Глава 23
Иммари
Ко всему можно привыкнуть. Нырять в стены, выходить из статуй, преодолевать тысячи километров за считаные минуты…
Но Карина была уверена, что и через пару сотен лет такой жизни она не привыкнет открывать дверь в глубине (не в четвертом измерении, а просто далеко от входов и выходов!) здания и оказываться в темной гулкой пещере с озером посередине и струящейся не-пойми-откуда водой.
– Что это, Дэррен?
Называть бледную пиратку «тетей» язык не поворачивался. Вообще с обращением к родственникам намечались нехилые проблемы. Собственно, как и с самими родственниками.
– Здесь начинается дорога на остров Иммари, – отозвалась та. Ноздри ее крупного прямого носа чуть трепетали. То ли принюхивается, то ли просто волнуется. – Лодка тут, конечно, была всего одна, и нам она не досталось. Ну да ладно. Я же, в конце концов, пират. – Это прозвучало горько и насмешливо.
– Ты… вы… вы сказали «остров Иммари»? – выдавила Карина. Та кивнула, кудряшки упругими пружинками подпрыгнули вокруг головы.
– Да. Ритуал Иммари изобрели здесь, назвали в честь третьего из Тающих Островов. Арисса Корамелл считала и, похоже, считает, что единственный способ провести ритуал правильно и получить, соответственно, правильный результат, то есть бессмертие, – сделать это на острове Иммари. Между собой мы звали его «колыбель бессмертия».
– И она собирается… провести ритуал?
– Полагаю, уже проводит. – Пиратка закончила осмотр пещеры и осталась явно недовольна. – Ты же понимаешь, кто там задействован в качестве волчонка и источника бессмертия?
Теперь коротко кивнула Карина:
– Да.
Внутри же все просто взвыло и заорало: «Нет! Нет! НЕТ!!!» Но внешне она подобралась. Так бывает, когда человек словно инстинктивно старается каждой клеточкой тела прижаться к своему внутреннему стержню.
– Нам надо туда.
Дэррен кивнула:
– Другого способа, видимо, нет. Думаю, уж ты-то не боишься, ха-ха, оборотней.
Карина криво усмехнулась. Дэррен усмехнулась тоже.
– Не тварей вечности, – заметила она. И вскинула руки. Опять собралась на стаю птиц развалиться, что ли? Да хоть на косяк рыб, только бы побыстрее добраться до Митьки. И до символьеров, которым теперь точно конец, хана и даже амба.
Но с Дэррен происходило другое.
Сначала птицы проступили через руки и голову женщины. Но не прошло и секунды, как они слились в одну… птицу. Океорон размером с Дэррен Радову склонил голову набок и внимательно глянул на девочку светлым глазом.
– Мне не привыкать к волкам ростом с человека, – сообщила Карина твари. – Ас недавних пор еще и ко львам. Так что обоморо-ков не будет. Только начните уже пользу приносить, а то я держусь из последних сил. А тут не рыдать, тут крушить-ломать надо.
Птица рассмеялась голосом Дэррен. Сделала шаг к воде и картинно повалилась на спину. Раздался чуть более громкий, чем от падающих капель, плеск. Дэррен-океорон качалась на волнах, которые сама же и подняла, лежа лапками кверху и чуть распластав крылья.
– Чего ты ждешь? Прыгай. Только не на живот, а вот сюда, как бы под мышку.
Карина послушалась
– Вообще-то я умею плавать, – сказала она, – в волчьей форме так и вовсе неплохо.
– Не пролезешь, – туманно ответила птица. – Устраивайся поудобнее, дорога недолгая, но не слишком приятная.
Карина свернулась калачиком, зарываясь в теплые перышки. Эдакая Дюймовочка, притулившаяся возле ласточки. С поправкой на некоторое безумие происходящего.
– Извините, – сказала она, – мы только что познакомились. Я понимаю, что надо что-то говорить, спрашивать, там… рассказывать. Но я могу сейчас думать только о Митьке.
