— Чаю это хорошо, — с сомнением протянул один из парней и переглянулся с напарником. — Но мы, наверное, пойдем в гостиницу, в ресторан сходим и что-нибудь посущественней съедим.
— Из существенного могу предложить только вегетарианские щи, — посетовала я, но добавила для завлекухи: — Но очень вкусные. Просто замечательные. А из несущественного к чаю у меня тоже много чего найдется.
— Щи ты предложишь мне, — начальственным тоном остановил переговоры Илья Георгиевич. — А чайку ребяткам попить точно надо бы с дороги и усталости. Так что, герои дня, руки мойте и за стол! — И отдал распоряжение теперь уже мне: — А ты, Кира Андреевна, давай-ка садись на стульчик и руководи оттуда, я сам все сделаю и накрою, а то выглядишь ты… — с сомнением закончил он.
Я и села. И руководила, где что взять. Парни, вернувшись из ванной, присоединились к начальству, и уже втроем неожиданно быстро приготовили целую гору бутербродов и успели даже разогреть выпечку, всегда в изобилии водившуюся у меня в холодильнике — на всякий неожиданный случай появления гостей. А если таковые не объявлялись, то я угощала соседок.
Мы просидели за столом, наверное, больше часа — познакомились: белобрысого, высокого и худого звали Валентин, а темненького, курносого и плотного — Витя. И я их вспомнила. Перед самым моим решительным побегом от Ильи он как-то приводил этих ребят к нам домой. Они были тогда студентами юрфака, проходившими у него практику, и просидели почти сутки в засаде, ужасно замерзли и оголодали, вот мы их с Ильей отпаивали чаем и откармливали борщом. Помню-помню. Они тогда еще заснули, сидя на диване за столом.
Мы посмеялись, вспомнив ту историю, поговорили о прослушивающих устройствах, о дороге — они добирались в наш город на двух машинах: Илья Георгиевич Башкирцев на своем джипе впереди ведущим, а парни на своей машине ведомыми за ним, — об авариях и проблемных участках на дорогах по пути их следования. Я порекомендовала одну гостиницу — удобную, небольшую, с приемлемым ценником и, что немаловажно, — расположенную в центре города.
Съев все бутерброды, пирожки и ватрушки и составив компанию начальству в поедании оставшихся щей, ребята вдруг вспомнили о времени, заторопились и поспешили ретироваться, а я, закрыв за ними входную дверь на замок, постояла возле нее, с тоскливой безнадегой уговаривая себя смириться с неизбежностью того, что Илья-то Георгиевич, дай бог здоровья его папе, остался и мне придется с ним о чем-то говорить. Как я понимаю, говорить много, и все не о том, о чем бы мне хотелось! Да мне вообще с ним ни о чем говорить не хотелось!
Вообще! Ни говорить, ни видеть его! Принесла нелегкая…
— Ну что, может, еще чайку? — радостно улыбаясь, предложил он.
Потакать ему я не собиралась, да и вредничала от злости сильней обыкновенного, поэтому села за стол, сложила руки на груди и, глядя на него не самым добрым взглядом, спросила строго:
— Башкирцев, ты зачем явился?
— Ну, снова здорово! — ерничал вовсю он. — Я же уже объяснил: ты моя жена…
— Бывшая! — недовольным тоном, напомнила я.
— Да какая там бывшая, — отмахнулся он рукой и продолжил как ни в чем не бывало: —…и когда ты попадаешь в беду, естественно, что я должен разобраться со всей той хренью, что творится вокруг тебя.
— Вот и сидел бы со своими скромными силами в Москве! — ворчала я от бессильного недовольства.
— Дорогая, — вдруг нахмурил он брови, — ты плохо выглядишь.
— Да! Я плохо выгляжу!! — сорвалась я на крик, размахивая руками, от души давая себе возможность спустить пары. — Потому что меня дважды подпаивали какой-то дрянью, от которой я чуть концы не двинула! И не называй меня «дорогая»! — На удивление быстро остыв, словно порох мгновенно сгорел в небольшом заряде, я запахнула на себе спортивную куртку и уже не возмущенно, а капризно-ворчливо закончила свое яркое выступление: — Мне вообще доктор прописал отдыхать, спать и восстанавливаться, а не гостей незваных принимать!
— А ты и отдыхай! — заботливо воскликнул он.
— Принесло же тебя, Башкирцев! — вздохнула я в очередной раз и откинулась на спинку стула.
— Дорогая, — усмехнулся он, — лучше все-таки тот черт, которого знаешь.
— От черта молитвой, а от тебя ничем, — сдалась я.
— Ну, вот и ладушки! — порадовался Башкирцев моей капитуляции.
Но несмотря на балагурство, шутки-прибаутки и яркие цитатки, я знала, что он внимателен ко всему, что происходит вокруг — ко всем, даже, казалось бы, незаметным и малозначительным деталям.
Видимо, я и на самом деле выглядела не очень, замученной и уставшей, да, собственно, я себя таковой и чувствовала, больше всего на свете мне хотелось тишины и покоя.
И полежать.
— Кира, — с искренним беспокойством внимательно рассматривал он меня, — ты на самом деле выглядишь больной. — И распорядился командирским тоном: — Так! Давай-ка ложись, а я тут сам разберусь со всем и уберу. К тому же мне надо сделать несколько звонков.
