В.: Несмотря даже на ваш возраст? Ну, ладно, не надо, не обращайте внимания на эту реплику. Господин Анисимов, в параграфе 2 ваших свидетельских показаний, вы говорите, что в конце 1990-х годов вы усиленно занимались российским алюминиевым бизнесом. И у вас было значительное долевое участие в Красноярском алюминиевом заводе и в Красноярской ГЭС. Это так?
О.: Да, абсолютно.
В.: У вас не было никаких долей или каких-то акций в активах Братского завода, которые были проданы господину Абрамовичу в феврале 2000 года?
О.: Я не имел к Братску отношения.
В.: И вы также сообщаете нам, что вы избавились от ваших алюминиевых активов и стали вкладывать в рынок недвижимости в Москве и Нью-Йорке в 2000 году. Это правильно?
О.: Не совсем. Я не избавился от своих активов Красноярского алюминиевого завода. Нам создали такие условия, что мы были вынуждены оттуда уйти. И, естественно, поэтому мы были вынуждены продать и свои активы. Просто обстановка в Красноярске была очень тяжелая со всех сторон: и со стороны властей Красноярского края, конкретно губернатора Лебедя, и, естественно, очень было неспокойно среди криминальных структур, в Красноярске в тот период был разгул криминала, я бы так сказал, потому что за 1994–1997 годы в Красноярске было убито где-то порядка 70, по-моему, человек.
О.: Всего один пример, ну, два примера привести вам, чтобы было более понятно. Значит, был у нас случай, когда наши ребята, мои, которые у меня работают, приехали в Красноярск, их встретили в аэропорту, посадили в автобус, отвезли на кладбище и сказали, что «если вы будете работать в Красноярске, вас ждет такая же участь». Конечно, это очень сильно влияет на психологию нормальных людей.
А вторая часть была для нас более печальной, потому что губернатор давал команды правоохранительным органам, у нас устраивали маски-шоу, руководителей предприятий не пускали на заводы. И самый важный момент, когда наше основное сырье — это глинозем, который поставляли наши предприятия, — по неделям стоял на станциях. Находили разные причины. То у нас были лжебомбы, то еще что-то. Ну, такая очень нездоровая ситуация была. И, естественно, здесь уже боялись не только за бизнес, а и за личную безопасность. Поэтому это влияло в полном объеме и на меня, и на людей, которые у меня в компании работали. И это продолжалось довольно длительный период.
О.: Это был Лебедь.
В.: Хорошо. На самом деле мы о разных вещах говорили немножечко. Я сказал, что вы «продали» ваш алюминиевый бизнес, потому что это слово фигурирует в английском переводе ваших свидетельских показаний. Я не хотел сказать, что тут была какая-то окраска, почему вы продали вашу долю и так далее, я просто факты пытался установить, подтвердить с вами, что вы именно в это время продали ваши акции.
О.: Естественно, я был вынужден продать свои акции.
В.: Понятно. Тем не менее из тех средств, которые вы получили от продажи, частично вы инвестировали в рынки недвижимости в Москве и в Нью- Йорке?
О.: Да, я занимался недвижимостью. И, естественно, я искал более спокойные места, где можно было найти применение деньгам, поэтому мы вкладывали и в Нью-Йорке, и в Москве, в Московской области в недвижимость.
В.: Но вы также сделали значительные инвестиции в российскую металлургическую компанию МГОК в 2004 году.
О.: Спустя определенное время, когда все-таки, я считаю, что в России уже было более стабильно и когда мы увидели, что нет этого явного беспредела, мне было предложено участвовать с господином Усмановым в приобретении Михайловского ГОКа, МГОК, как вы называете, и я участвовал в приобретении этого Михайловского ГОКа персонально.
В.: И это было в 2004 году, так?
О.: Все правильно.
В.: И правильно ли, что после слияния между МГОКом и «Металлоинвестом» у вас получилось 20 % акций в «Металлоинвесте»?
О.: Так точно.
В.: Вы, наверно, согласитесь, что ваши 20 % в «Металлоинвесте» оцениваются в значительную сумму денег?
О.: Очень бы хотелось.
В.: И сейчас вы судитесь с господином Березовским в английском суде, в канцлерском подразделении. Это так?
О.: Видимо, так.
В.: Я, конечно, не буду вдаваться в подробности и существо этого спора, хотя я не согласен с вашими показаниями… И я не буду вести перекрестный допрос по тем показаниям, которые имеют отношение только к тому спору. Вы понимаете, да?
