— Не так уж много. — ответил я. — Прекратить сканирование женщины по имени Скай, если оно ещё не закончено. Отключить ментальные излучатели и дать всем нам возможность спокойно уйти отсюда.
— И попробуйте только кого-нибудь ещё украсть, — добавил Клаус.
Человек подошёл к краю обрыва, окинул взглядом долину, произнёс на моём родном языке, который большинство беженцев понимало плохо:
— Ты доказал, что интеллектом значительно превосходишь обыкновенных скудоумных громил. Не знаю, сколько вас сюда проникло, но говорить я буду только с тобой. Убеди своих бестолковых друзей покинуть нашу святую землю, а сам оставайся. Ты достоин жить среди нас и будешь принят здесь, как равный. Ты не представляешь, что сможешь получить кроме доступа к неисчерпаемому источнику знаний. Впрочем, можно выбрать и другую судьбу. Помоги нам подчинить живущий в горах сброд и это будет началом нашего общего пути по завоеванию мира. Слишком долго мы пребывали в изоляции. Настало время вернуть себе власть, которая должна принадлежать нам по праву.
— Что там бормочет этот блёклый выродок?, — вмешался Клаус. — Не похоже, чтобы он молил о пощаде.
Не отвечая приятелю, я сказал:
— Пока не могу понять, каким образом вы смогли достичь такого преклонного возраста, но не в этом суть. Вы из тех, кто создал наш мир, не так ли? Во мне с детства воспитали уважение к людям, кто сумел видоизменить планету, кто владел знанием высшего порядка. Что же такого случилось с вами, что истязание и убийство женщин стало обычным явлением?
— Ты говоришь о тех существах, работающих сейчас на чайной плантации?, — в голосе человека послышалось удивление. — Они, по-твоему, достойны называться людьми? Единственное, на что годятся эти прямоходящие животные, это немного развлечь нас.
— Девушка, которую похитили последней. Где она?, — спросил я, начиная испытывать чувство гадливости к хозяину долины.
— Вот, значит, кому мы обязаны счастьем лицезреть посланцев из внешнего мира, — не скрывая иронии, произнёс человек. — Привязанность… любовь… Сильные чувства вели тебя сюда и помогали преодолевать препятствия. Ты не задумывался о том, мальчик, что у силы, которую даровали тебе эти чувства, может быть и другая сторона? Ты становишься зависимым, уязвимым и, в конечном итоге, слабым. Послушай умудрённого опытом…
— Сканирование девушки нужно прекратить. — твёрдо сказал я. — Ведите нас к ней.
— Хорошо. — согласился хозяин долины. — Но для начала я оденусь.
Он подошёл к регенерационной камере, достал откуда-то изнутри кусок белой ткани и ловко обернул вокруг своего тощего тела. Пока он крепил на ногах завязки лёгких сандалий, Клаус задал мне вопрос:
— Хоть что-то этот задохлик тебе сообщил?
— Обещал показать, где они держат Скай.
— Всё это время ты только и делал, что уговаривал его?, — рассердился мой приятель. — Надо было дать ему ещё раз по роже, тогда он стал бы посговорчивее.
Я не стал уточнять, что это меня уговаривали переметнуться в стан врагов. В другой ситуации с радостью принял бы известие о том, что где-то в нашем мире ещё остались люди, которых Хранители Знаний называли Древними. Повстречать их было бы настоящим чудом. Предложение жить среди них, черпать из их источника мудрости стало бы величайшим счастьем. Отец всегда с таким восхищением отзывался о Древних, что я перестал воспринимать их как простых людей. В моём понимании они были высшими существами, вроде тех, которым поклонялись пришедшие с равнины беженцы.
Архиепископ поставил точку, отложил перо в сторону и встал из-за стола. Затёкшая от долгого сидения спина отозвалась хрустом в позвоночнике и неприятными ощущениями в области шеи. За окном уже темнело, один за другим вспыхивали фонари на городских улицах. Самые широкие и длинные из них расходились в стороны от монастырского замка, будто нити, составлявшие основу паутины. Залюбовавшись панорамой вечернего Остгренца, Берхард открыл створку окна. Ветерок метнул ему в лицо струйку дыма, пропитанного запахами немудрёного, но обильно приправленного специями жаркого. Архиепископ вытер заслезившиеся глаза и почувствовал острый приступ голода. Можно было вызвать слуг и заказать себе горячие блюда на ужин, вместо тех, что уже давно лежали на подносе и успели остыть, но Берхард не стал этого делать.
"Перепугаются повара, — подумал он, — решат, что я проверяю их работу".
Архиепископ знал, какие чувства вызывал в окружавших его людях. Большинство из них откровенно боялись первосвященника и старались как можно реже попадаться ему на глаза. Тех, кто мог оценить по достоинству стиль руководства Берхарда, было немного, и примерно половина из них, не без оснований, опасалась за свою должность. Они понимали, что не соответствуют предъявляемым к ним требованиям, и каждый день с дрожью в коленях ожидали гнева архиепископа.
А он никогда не стремился к тому, чтобы авторитет главы Церкви Двуединого держался только на страхе. Более того, Берхард прекрасно отдавал себе отчёт в том, что от основной массы людей нельзя требовать больше, чем они способны дать. За свою долгую жизнь он только и делал, что искал людей, готовых разделить с ним ответственность за судьбы мира. Окружавший архиепископа человеческий материал, в подавляющем большинстве, мало на что годился без соответствующего воспитания и обучения. Найти человека, готового сразу приступить к выполнению сложных и ответственных заданий, было сложнее, чем отыскать самородок золота на берегу горной речки.
