гарнизонной гауптвахте Энгельбрука я однажды отсидел, было дело. Так вот. Наша тюрьма, далеко не самое худшее место среди заведений подобного рода. Даже питание вполне сносное. Догадываюсь, что здесь не обошлось без добровольных пожертвований наших родственников. Даже учитывая, что часть этих денег осядет в карманах интендантов. Если бы Герберт захотел сгноить нас заживо как можно быстрее, то, поверь мне, он не постеснялся бы в средствах, и условия содержания были бы гораздо хуже. Мы здесь, своего рода, заложники, живое напоминание тем, кто не торопится присягнуть на верность герцогу. Вряд ли кому-нибудь придётся по вкусу такая судьба. Теперь по поводу Армана. Он верный пёс Герберта и действует строго в рамках данных ему инструкций. Думаю, что он не вполне понимает их смысл. Как любой пёс, барон мечтает выслужиться перед хозяином, и делает это единственно доступным для него способом — ужесточает тюремный режим в рамках дозволенного герцогом. Он как бы намекает хозяину: "Гляди, как я тебе предан. Всё будет так, как ты захочешь, и даже немного больше. Посмевшие покуситься на твой трон негодяи будут страдать и мучиться".
Как я и предполагал, повстанцы быстро заменили опору скамейки и аккуратно вынули из старого фундамента нужные мне камни. Когда же я указал на лежащую возле камеры уголовника глыбу, Маркус заметил:
— Этот камушек служит чем-то вроде трона для местного авторитета. Поговаривают, что на воле он верховодил бандой, и здесь по привычке собрал вокруг себя такое же отребье. Все уголовники их боятся и подчиняются беспрекословно. Один раз эта шайка решила доказать нам, что они способны контролировать всех заключённых в тюрьме. Получили отпор и теперь соблюдают нейтралитет.
— Значит, камень забрать не получится?
— Почему же? Заберём. Придётся немного испортить с ними отношения. Ничего страшного. Пускай считают, что мы сделали ответный ход.
Я повторно обошёл всю доступную для изучения территорию и смог отыскать ещё один, ранее не замеченный мною камень. Повстанцы прибрали его к рукам и раздробили на мелкие кусочки. В том месте, где не удалось отыскать обозначенный на схеме камень, люди Маркуса провели раскопки и с глубины в два фута достали искомый объект. После того, как повстанцы тщательно изучили структуру горной породы и научились по свежему сколу наощупь её идентифицировать, в моё распоряжение поступили два камня, вынутые из пола камер первого яруса.
Таким образом, я получил для продолжения работы над планом побега довольно приличный объём горной породы, содержащей компоненты самособирающегося робота. Когда последняя горсть измельчённых камней отправилась в дыру, я включил браслет. Через несколько мгновений на экране появилось уже знакомое "low concentration", что неудивительно. Мне приходилось видеть голема, и его размеры были внушительнее, чем все вместе взятые камни, которыми мы располагали. Я ещё раз напомнил Маркусу о необходимости организовать доставку горной породы в тюрьму.
— Я работаю над этим, Берхард. Не всё сразу. К тому же, пришлось доказывать оставшимся на воле друзьям, что я не сошёл с ума. А первая их мысль была именно такой.
— Так, они нам помогут?
— Да. Но пока не получается придумать убедительный повод для того, чтобы притащить сюда эти камни. Сначала мы обратились к Арману с просьбой, разрешить каждому из повстанцев иметь у себя кусок камня из родового замка. Он отказал. Затем попросили заказать камни для надгробных плит, мотивируя это тем, что рано или поздно мы все здесь умрём. Наши родственники соглашались полностью оплатить доставку, но барон не разрешил.
— Говорят, искусные камнерезы могут изготовить в камнях малозаметные тайники. Возможно, поэтому начальник тюрьмы не захотел рисковать.
— Может быть.
— А если проносить в тюрьму камни сразу в измельчённом виде?, — предложил я. — Подозрений будет меньше
— И под каким соусом это блюдо подавать?, — насмешливо спросил лидер повстанцев.
— Соусом… Можно смешать горную породу с землёй и насыпать в мешочек. Этот мешочек должен напоминать каждому повстанцу о том, что в борьбе с герцогом он лишился всех своих земель.
— Интересно… — задумчиво произнёс Маркус. — Сожаление… Раскаяние… Осознание вины… Мешочек с землёй, как символ утраченных владений… Хорошая идея, Берхард. Это потребует времени. Придётся сделать вид, будто мы признали наказание справедливым. Напишем коллективное обращение к Герберту, в котором дружно повинимся и попросим прощения. После этого можно будет осторожно подкинуть ему идею про мешочки с землёй.
— А шанс на помилование действительно есть?
— Ни единого. — поморщился лидер повстанцев. — Никто нас отсюда не выпустит, и не будет пересматривать сроки заключения. Узурпатору выгодно держать здесь организаторов и наиболее активных участников восстания. Насколько я знаю Герберта, ему должна понравиться мысль о том, что каждый из повстанцев будет страдать, глядя на мешочек с землёй. Такую идею нужно пустить по двум каналам одновременно. Если инициатива будет исходить только от наших родственников, то этого будет недостаточно. Необходимо подключить Армана. Только его поддержка обеспечит нам успех.
— Вы так говорите, будто наперёд знаете каждый его шаг.
— Это нетрудно. — небрежно махнул рукой Маркус. — Нам нужно заручиться поддержкой человека из окружения Армана. Например… Что ты можешь сказать о своём знакомом, который раньше гнул перед бароном спину, а теперь служит у него на побегушках?
— Вы про Генри?
— Да. Я заметил, что Арман ему доверяет. Наверное, оттого, что парень простоват и едва ли способен вести двойную игру. Это и достоинство, и
