надпись на зеркале. Ты — Хенрик, дополнишь, если потребуется.
— Хочешь узнать, как я здесь очутилась?, — прошипела Герти. — Это можно. Я до икоты испугалась той надписи. Как ещё может отреагировать нормальный человек, когда увидит послание из мира мёртвых? Да, мне когда-то нравился Хенрик. У нас были романтические свидания. Он даже стихи мне читал. Когда я поняла, что его нет в живых, от ужаса не могла вымолвить ни слова, просто пошла и наелась яда, которым папенька травил крыс в подвале. Я — всего лишь, впечатлительная дура! Поняла, что сделала, только после того, как попала сюда. Зачем мне было умирать?!, — она снова сорвалась на крик. — Скажи мне, ведьма, зачем ты со мной так поступила? Ведь, без твоего вмешательства ничего бы не случилось! Будь ты проклята до скончания своих дней! Чтоб тебе вороны глаза повыклевывали! Чтоб твоей печёнкой собака насмерть подавилась! Герти ещё что-то кричала, Милена ничего уже не слышала.
"Я действительно её убила, — подумала она, — я уговорила тётушку помочь Хенрику, и вот, что из этого вышло".
Сама мысль о том, что она виновна в смерти другого человека, показалась девушке совершенно невероятной. Её отцу приходилось вершить суд и приговаривать преступников к смертной казни. Это было неотъемлемой частью существования людей, наделённых властными полномочиями. Когда-нибудь и ей, как наследнице титула, предстояло стать воплощением законной власти и решать судьбу тех, кто закон преступил. Возможно, её пришлось бы отправить кого-нибудь на смерть, но и тогда это было бы реализацией законного права вершить правосудие. За такое нельзя осуждать, тем более — ненавидеть и насылать проклятия. Эти мысли вихрем пронеслись в голове у Милены, и она даже успела поверить в собственную невиновность. Обвинения со стороны визгливой девицы показались надуманными и совершенно необоснованными. Будто, прочитав что-то в её лице, Герти сказала:
— Я, ведь, тебя знаю. Ты — пропавшая дочка господина барона. Вот, значит, чем занималась, пока тебя по лесам искали. Хенрик, кстати, тоже в поисках участвовал. Лучше бы он в том лесу навсегда остался! Там ему самое место, как и тебе — убийца!
Упоминание об отце вмиг разрушило защитный панцирь из оправданий, который Милена выстроила для отражения натиска Герти. Барон Трогот, всегда ответственно подходивший к принятию важных решений, ни при каких обстоятельствах не одобрил бы необдуманного поступка дочери. Клеймо убийцы жгло, словно раскалённый уголь, и возразить против этого обвинения было нечего. Девушка физически чувствовала, как раздутое стыдом пламя сжигает её изнутри, оставляя после себя остывший мёртвый пепел. Её начало трясти, словно под пронзительным ветром, принёсшим с собой лютую стужу. Будучи не в силах больше выносить свой позор, она взмыла в небо, с единственной мыслью — вернуться домой. Уже с высоты Милена заметила, каким тесным стал круг собравшихся со всего кладбища мертвяков. Плотным кольцом окружив то место, где она стояла мгновение назад, души умерших людей тянули вверх свои руки, будто хотели помешать ей скрыться.
— Беги, ведьма!, — послышался снизу голос Герти. — Не убежать тебе от расплаты!
"Не убежать…, — с тоской подумала девушка, — от себя самой не убежишь…".
Она вернулась из тонкого мира, не сказав ни слова, встала из-за стола и направилась в свою комнату.
"Что, боишься сообщить тётушке о своей глупости?, — не без ехидства поинтересовалось Сомнение. — Не стесняйся. Она добрая — сердиться не станет".
Милена давно уже дала зарок не откликаться на провокации второго Я, но, в очередной раз не вытерпела и ответила:
"Не хочу огорчать тётушку Аду. Она участвовала наравне со мной, поэтому несёт такую же ответственность за смерть Герти".
"Не-е-т, — злорадно хихикнув, протянуло Сомнение, — не перекладывай на других свою вину. Ты, и только ты организовала послание с того света. С таким же успехом можно обвинить зеркало в том, что на его поверхности была написана записка".
"Зачем ты мне всё это говоришь?, — раздражённо спросила Милена. — Ты — всего лишь, часть моего сознания. И далеко не самая лучшая часть. Какой тебе прок в том, что мои страдания только усиливаются от твоих жестоких слов?".
"Что значит, не лучшая?, — возмутилось Сомнение. — Я — твоя совесть, которую ты так тщательно прячешь в самый дальний угол, в надежде, что я там тихо и мирно скончаюсь. Кто ещё, кроме меня, скажет тебе правду? Правда никогда не бывает приятной. Её никому не хочется выслушивать".
"Где же ты была, когда я отправлялась писать записку?, — вскипела от негодования Милена. — Чего не остановила меня? Легко рассуждать о виновности после того, как всё уже случилось".
"Каким способом прикажешь тебя останавливать? Заставить головой об стену треснуться? Или ноги заплести, чтобы ты на пол грохнулась? Так я ни руками твоими, ни ногами управлять не умею. Может быть, тебе следует чаще задумываться над последствиями своих поступков? Глядишь, и не придётся больше ощущать себя убийцей. Кстати, каково это? Не поделишься впечатлениями?".
Милена упала на кровать и стиснула зубами угол подушки. Разболевшаяся голова, казалось, распухла от обилия мыслей, зудевших, будто рой потревоженных пчёл. Усилием воли девушка прогнала прочь эту надоедливую ораву и получила истинное наслаждение от созерцания пустоты, безмятежной и чистой, словно снег на горных вершинах.
Раздался деликатный стук в дверь, и в пустоту ворвался голос Аделинды:
— С тобой всё в порядке, милая?
— Да, тётушка Ада. Я немного устала и хочу побыть одна. Давай поговорим завтра.
— Видимо, мертвяки сильно тебя донимали, — сказала знающая через дверь. — Голова болит?
