нам сейчас нужно".
На ладонях егермайстера, будто на весах, лежали оба досье. Каждое написанное в них слово, подобно крохотной гирьке, могло повлиять на окончательное решение.
"Общительность — хорошая черта, что вкупе с низкой агрессивностью повышает шансы на успешный контакт с человеком".
Плечи "весов" несколько раз качнулись, отражая сложность стоявшего перед егермайстером выбора. Ещё раз, взглянув на листы бумаги, он оставил в руках тот из них, где записей было больше. Манфред обмакнул перо в чернильницу и продолжил писать:
"…Демон (досье ¦14) утверждён мною лично. Проявляет интерес к людям. Негативных особенностей поведения не отмечено".
Стук в закрытую дверь раздался в тот момент, когда он ставил точку.
— Можешь войти, Адольф, — не глядя, сказал Манфред, по манере стучать в дверь, различавший всех своих помощников.
Адольф дождался, пока егермайстер закроет чернильницу и отложит в сторону книгу для записей, после чего доложил:
— Вас хотят видеть прачки.
— У них стало традицией, как минимум, один раз в декаду устраивать скандал. — усмехнулся Манфред. — В прошлый раз мы признали, что были не правы. Чем они недовольны на этот раз?
— Прачки утверждают, что им поступило на два комплекта постельного белья больше, чем предусмотрено контрактом.
— Посоветуй им внимательно почитать контракт. Там указано, что работа, сделанная сверх оговоренной нормы, оплачивается по отдельному тарифу после подведения общих итогов каждого короткого сезона. Что тут непонятного?
Адольф переступил с ноги на ногу и тоскливо посмотрел на егермайстера:
— Их там целая депутация. Как только я пытаюсь что-то сказать, они начинают говорить все разом, и не дают мне рта раскрыть.
— Большая депутация?
— Начальник караула пропустил в замок только троих, но и от них столько шума…
— С каких пор ты стал бояться женщин, Адольф?, — насмешливо поинтересовался Манфред.
— Вы же знаете, мастер, что я не боюсь никого и ничего. Но обсуждать с женщиной денежные вопросы… Я даже с продажными девками расплачиваюсь, не торгуясь.
— О! Да ты для них настоящий подарок судьбы!, — улыбнулся егермайстер. — Спешу тебя заверить, друг мой, что с тремя женщинами разговаривать проще, чем с одной. Легче лёгкого, поверь моему жизненному опыту. Слушать их при этом необязательно. Достаточно просто кивать и соглашаться. Женщина до хрипоты будет отстаивать свою правоту, но если ей не перечить, то она быстро потеряет интерес к спору. Если хочешь получить преимущество над женщиной, дай ей возможность одержать над тобой победу. Понял?
— Нет.
— Когда женщина будет убеждена в том, что она победила, не приложив к этому значительных усилий, то она забудет половину тех требований, за которые собиралась бороться изначально, в расчёте на затяжной поединок. А если ещё и сделать небольшую уступку, то и этого будет достаточно, чтобы конфликт был полностью исчерпан.
— Значит, вы хотите им уступить, мастер?
— Я говорил о принципах, на которых нужно строить разговор с женщиной, Адольф. Ситуация, с которой мы сегодня имеем дело — несколько иная. Прачкам нужно просто дать выговориться. Как только они это сделают, я напомню им пункты контракта, которые касаются оплаты, и вопрос сразу же будет решён.
— А вдруг они захотят пересмотреть условия оплаты своего труда?
— С чего бы это? Когда их представитель ставил свою подпись, то его абсолютно всё устраивало. Более того, я уверен, что здешним прачкам ещё несколько длинных сезонов не найти другого подряда, по выгоде сравнимого с тем, который мы им предложили. Мы их просто осчастливили, Адольф, и они не могут этого не понимать. Справедливости ради, должен отметить, что и нам выгодно с ними работать. На днях истекает первый короткий сезон, в течение которого мы пользуемся их услугами. Прачки должны догадываться, что их заработок целиком зависит от нашей порядочности, ведь контракт составлен столь хитро, что у них нет действенных способов давления на нас. Устроив это представление, прачки деликатно напоминают, что осведомлены об условиях контракта и хотят выяснить, помним ли мы о необходимости платить за сверхнормативную работу.
* * *
Весь день после отъезда Ладвига и отца Корнелиса Грета не находила себе места, и виной тому был привидевшийся накануне сон. Ей часто снилось, будто она в свадебном платье идёт к алтарю рука об руку с Ладвигом. В жизни сержанта городской стражи Энгельбрука Грета занимала место квартирной хозяйки и любовницы. Она не пыталась претендовать на большее, из опасения потерять Ладвига, которого могло отпугнуть предложение узаконить их
