станешь прислушиваться. И это придало ему смелости, он шагнул к ней и прижался весь, обескураживающе быстрым движением, голова его оказалась у неё на груди, он развернул к ней своё свежее личико, распахнул сияющие нежной мольбой глаза:
— Проведи эту ночь со мной.
Он произнёс это чуть ли не повелительно, в первый момент не ощущая никакого смущения, и она на секунду застыла, словно окаменев, казалось, даже не дыша…
— Да ты что, сдурел? — спросила растерянно, очень бережно, впрочем, отстраняя его от себя, — зачем тебе случайная, полупьяная и уже почти мёртвая… Знаешь куда мы едем? Там самое пекло сейчас… Наши отступают и несут огромные потери… Тебе нас жалко? Не стоит. Вон смотри, сколько их, и все к нашим услугам, — она взглядом указала на молодого мужчину в вызывающе яркой рубашке, стоящего возле фонаря, и улыбающегося неприлично сладкой, зазывной улыбкой, — ты ведь порядочный, это видно, давай я провожу тебя, не делай глупостей…
Она смотрела на Саймона с искренним состраданием; он нравился ей, это было заметно, и она хотела его, но принципы боролись в ней с желаниями.
— Расскажи мне, что с тобой случилось? — она ласково, как сестра, приобняла его за плечи, — повздорил со своей девчонкой? Бывает. Не бери в голову. Уверена, она завтра же прибежит извиняться… К такому-то красавчику…
Саймону совсем не хотелось говорить об Онки. Любая мысль о ней отзывалась тоской, бескрайней, холодной, как зимняя степь. Вместо того, чтобы ответить на вопрос девушки, он снова прильнул к ней:
— Ты правда считаешь, что я красивый?
— Очень, — подтвердила она горячо, — если меня завтра изрешетит пулями, я буду счастлива, что последний мужчина, которому я смотрела в глаза, был так удивительно прекрасен…
— Ну так возьми меня, — прошептал он, обдавая её кипящим сиянием своих изумрудных глаз.
— Нет, — сказала она почти грубо, — я сейчас вызову такси и отвезу тебя домой. Ты помиришься со своей девушкой, вы с нею поедете в мэрию, распишитесь и проживете долгую счастливую жизнь… Я так и вижу тебя в чистой уютной комнате, у камина, с ребенком на коленях…
Саймон отстранился и с вызовом посмотрел на чернявую незнакомку. Его хорошенькие губки разверзлись, выпустив на волю отвратительное ругательство.
— Ты меня не знаешь… Я не такой. Я не ангел. Я могу быть разным…
Он стоял и смотрел на неё, прекрасный и смелый, в свете фонаря его рубашка отливала розовым, в ясных глазах плескалась ярость.
— Не хочешь? Я просто пойду тогда в другой бар, найду кого-нибудь… понаглее…
Последнее слово Саймон выделил, произнеся его по-особенному, едко, с вызовом.
— Ну иди, ищи, — ответила она, и в лице её сверкнуло что-то жёсткое, упрямое.
Саймон немного оробел, но пошёл, однако, медленно, мелкими шажками по залитому фонарным светом тротуару. «И ведь уйдёт!» Девушка-лейтенант всё это время стояла, нервно стиснув губами потухшую сигарету, и напряженно смотрела вслед Саймону — он ни разу не оглянулся. Она догнала его в конце улицы.
— Что же всё-таки с тобой случилось? — спросила, привлекая юношу к себе и начиная гладить по волосам, как расстроенного ребенка; они вышли из пятна фонарного света и стояли теперь в тихой темноте, до сюда едва долетал невнятный шум бара, — Откуда же ты такой чудной? — по её изменившейся интонации было понятно, что она уже почти примирилась с его странным намерением.
Саймон ничего не отвечал, он просто стоял рядом, освещая своей красотой ее, вполне возможно, последнюю ночь на земле. Он протянул ей руку, чтобы она вела его, и внутри у него всё застыло от волнующего предвкушения…
Над баром располагалась маленькая комнатка, предназначенная как раз для таких встреч. Она сдавалась на час — для этого достаточно было сунуть хмурой девушке за барной стойкой хрустящую купюру и слегка подмигнуть — та мигом соображала, что к чему.
Они поднялись по тёмной узкой лесенке в дальнем углу бара и очутились на небольшой площадке перед дверью.
— Ты хорошо подумал? — спросила она, бережно заключая его лицо в ладони, и с упоением заглядывая в него.
— Да, — ответил Саймон, пытаясь обнять ее неловкими, робкими руками.
Она горько усмехнулась и толкнула дверь в комнатку. Обстановка там была весьма убогая — узкая постель под пошлым бордовым покрывалом, в нескольких местах полинявшим, мрачные обои с нелепыми ляпистыми узорами, столик с подсыхающей розой в вазе — для романтического настроения, наверное…
— Да ты хоть знаешь, что я с тобой делать-то буду? — в ее голосе звучала ласковая и грустная насмешка; но она смотрела на него без улыбки, любуясь и одновременно скорбя своими большими тёмными глазами, силясь вобрать в себя, запомнить; она смотрела на Саймона как на нечто бесконечно прекрасное, но обреченное скоро исчезнуть — как на падающую звезду, как на рассыпающийся в воздухе салют, как на всполохи полярного сияния, полощущиеся в темном небе словно летящие по ветру газовые шарфы…
Он вспыхнул, прильнул к ней, не поднимая глаз, взволнованно трепеща длинными ресницами. Он не знал, совсем ничего не знал, он дал ей руку,
