— Но вернемся к делу. Я вынес приговор Келлхусу отнюдь не просто так. Многое, очень многое, заставило меня проголосовать вместе с остальными. Пророк он или нет, но Анасуримбор Келлхус мертв.
Ахкеймион внимательно смотрел на принца; лицо его ничего не выражало.
— Кто сказал, что он был пророком?
— Акка, хватит. Ну пожалуйста… Ты сам недавно говорил, что он слишком важен, чтобы умереть.
— Так и есть, Пройас! Так оно и есть! Он — наша единственная надежда!
Пройас снова протер глаза и раздраженно вздохнул.
— Ну? Опять Второй Апокалипсис, да? Келлхус что, новое воплощение Сесватхи? — Он покачал головой. — Пожалуйста… Пожалуйста, скажи…
— Он больше! — воскликнул колдун с пугающей страстностью. — Куда больше, чем Сесватха, и он должен жить. Копье-Цапля утрачено; оно было уничтожено, когда скюльвенды разграбили Кеней. Если Консульт преуспеет во второй раз, если Не-бог снова придет в мир… — Глаза Ахкеймиона округлились от ужаса. — У людей не будет никакой надежды.
Пройас еще в детстве наслушался подобных тирад. Что делало их такими жуткими и в то же время такими несносными, так это манера, в которой Ахкеймион говорил: как будто рассказывал, а не строил догадки. Утреннее солнце снова пробилось между складками собирающихся туч. Но гром продолжал греметь над злосчастным Караскандом.
— Акка…
Колдун вскинул руку, заставляя его умолкнуть.
— Однажды ты спросил меня, Пройас, есть ли у меня что-нибудь посущественнее Снов, чтобы подтвердить мои страхи. Помнишь?
Еще бы ему не помнить. Это было в ту самую ночь, когда Ахкеймион попросил его написать Майтанету.
— Да, помню.
Ахкеймион встал и вышел на балкон. Он исчез в утреннем сиянии и тут же появился снова, неся в руках что-то темное.
По какому-то совпадению солнце спряталось в тот самый момент, когда Пройас попытался заслонить глаза. Он уставился на узел, измазанный в земле и крови. Комнату наполнил резкий запах.
— Посмотри на это! — приказал Ахкеймион, протягивая сверток. — Посмотри! А потом отправь самых быстрых гонцов к Великим Именам!
Пройас отпрянул, вцепившись в одеяло. Он вдруг осознал то, что, казалось бы, знал всегда: Ахкеймион не смягчится. Конечно, нет — он ведь адепт Завета.
«Майтанет… Святейший шрайя. Это то, чего ты хотел от меня? Это оно?»
Уверенность в сомнении. Вот что свято! Вот!
— Прибереги свои свидетельства для других, — пробормотал Пройас.
Он рывком сбросил одеяло и нагишом подошел к столу. Пол был настолько холодным, что заныли ступни. По коже побежали мурашки.
Он взял послание Майтанета и сунул его нахмурившемуся колдуну.
— Вот, читай, — буркнул принц.
Небо над разрушенной Цитаделью Пса прочертила молния.
Ахкеймион отложил свой зловонный узел, схватил пергамент и просмотрел его. Пройас заметил черные полумесяцы грязи у него под ногтями. Вопреки ожиданиям Пройаса, колдун не казался потрясенным. Вместо этого он нахмурился и прищурился, вглядываясь в послание. Он даже повернул лист к свету. Комната содрогнулась от очередного громового раската.
— Майтанет? — спросил колдун, по-прежнему не отрывая глаз от безукоризненного почерка шрайи.
Пройас знал, о чем он думает. Невероятное всегда оставляет самый глубокий след в душе.
«Помоги Друзу Ахкеймиону, Пройас, хоть он и богохульник, дабы через эту нечестивость пришла Святость…»
Ахкеймион положил пергамент на колени, продолжая придерживать его за уголки. Двое мужчин задумчиво переглянулись. В глазах старого учителя сплелись замешательство и облегчение.
— Это письмо — единственное, что я вынес из пустыни, — сухо обронил Пройас, — не считая меча, доспеха и крови предков в моих жилах. Единственное, что я сберег.
— Зови их, — сказал Ахкеймион. — Собирай совет.
Золотое утро исчезло. С черного неба хлынул дождь.
Глава 24. Карасканд
