«Они разят слабых и именуют это правосудием. Они распоясывают свои чресла и именуют это возмещением. Они лают как псы и именуют это рассудком».
Из серых облаков сыпался дождь. Он стучал по крышам и мостовым. Он булькал в сточных канавах, смывая чешуйки засохшей крови. Он барабанил по обтянутым кожей черепам мертвецов. Он целовал верхние ветви древнего Умиаки и погружался в глубины его кроны. Миллионы капель. Они собирались в развилках ветвей, сливались в струйки, пронизывали темноту поблескивающими белыми нитями. Вскоре ручейки добрались до пеньковой веревки и, срываясь с бронзового кольца словно стеклянные шарики, растеклись по коже — и по живой, и по мертвой.
В Калауле тысячи людей в поисках укрытия спрятались под шерстяные плащи или щиты. Другие причитали, протягивали руки, молились, пытаясь понять, что знаменует собой этот дождь. Молнии слепили их. Потоки воды хлестали их по щекам. А гром бормотал тайны, которые они не могли постичь.
Они протягивали руки в мольбе.
…Спал он плохо. В сон его то и дело вторгались слова и дела дунианина. «Великие все еще прислушиваются к тебе», — сказала эта мерзость. Серве обмякла в руках Сарцелла, потекла кровь. «Помни тайны битвы — помни!»
Найюр проснулся от дождя и шепота.
«Тайны битвы… Великие прислушиваются…»
Не найдя Пройаса в усадьбе, Найюр погнал коня ко дворцу сапатишаха на Коленопреклоненном холме — перепуганный управляющий сказал, что принца можно найти там. Когда скюльвенд добрался до первых построек дворцового комплекса, расположенных у подножия холма, дождь почти иссяк. Солнце рассыпало сверкающие лучи по темному небу. Погоняя изголодавшегося коня, Найюр бросил взгляд через плечо и увидел, как свет пробился через клубящиеся черные тучи. От холма до холма, от мешанины построек Чаши и до самых Триамисовых стен, темных, теряющихся в дымке, лужи вспыхнули белым, словно тысячи серебряных монет.
Найюр спешился во внешнем дворе. Казалось, будто каждое мгновение в ворота с цокотом въезжает новый отряд вооруженных всадников. Кроме стражников-галеотов и нескольких кианских рабов, отощавших до состояния скелета, все принадлежали к кастовой знати, судя по одежде и манерам. Найюр узнал многих участников прошлых советов, но почему-то никто не осмелился поприветствовать его. Он прошел следом за айнрити в полумрак Входной залы, где столкнулся с Гайдекки, облаченным в темно-красное одеяние.
Палатин остановился и возбужденно уставился на скюльвенда.
— Сейен милостивый! — воскликнул он. — С тобой все в порядке? Там что, новая схватка на стенах?
Найюр взглянул на свою грудь: белая туника вся пропиталась красным.
— У тебя разрезано горло, — удивленно сказал Гайдекки.
— Где Пройас? — отрывисто спросил Найюр.
— С другим мертвым, — загадочно ответил палатин, указав на цепочку людей, исчезающих во внутренних покоях дворца.
Найюр пристроился следом за отрядом буйных туньеров, возглавляемых Ялгротой Гибелью Шранков. Соломенные косы Ялгроты украшали железные гвозди, согнутые наподобие бивней, и сморщенные головы язычников. В какой-то момент великан резко повернулся и враждебно уставился на скюльвенда. Найюр ответил ему не менее свирепым взглядом; душа его вскипела при мысли об убийстве.
— Ушуррутга! — фыркнул туньер и отвернулся.
Его соотечественники разразились гортанным смехом, а Ялгрота ухмыльнулся.
Найюр плюнул на стену, потом яростно огляделся. И на кого бы ни падал его взгляд, люди поспешно отводили глаза — так ему казалось.
«Все они! Все они!»
До него словно бы донесся шепот его соплеменников-утемотов.
«Плакса…»
Сводчатый коридор закончился у бронзовых дверей, открытых нараспашку и подпертых, чтобы не захлопывались, двумя бюстами. Наверное, это были изображения былых сапатишахов или реликты времен нансурской оккупации. Войдя в дверь, Найюр очутился в большом зале и принялся проталкиваться через толпу кастовых дворян. От множества голосов стоял гул.
«Слюнявый мужеложец!»
Зал был круглым и куда более древним, чем бо?льшая часть дворца, — наверное, киранейский или шайгекский. Центр зала занимал роскошный ковер с медно-золотыми узорами, а на нем стоял стол, вырезанный из белого селенита. От края ковра расходились концентрические ярусы амфитеатра, откуда все
