По коридору эхом раздались быстрые шаги.
– Ты кого-то ждёшь? – спросил Игорь, закрывая вновь кандалы на руках и ногах атланта.
– Нет, все мои гости ушли ещё вечером, – удивился Ра-Та.
– Я тут в уголке, пожалуй, тихонько постою, если ты не возражаешь, – заворачиваясь на ходу в невидимый кокон и пряча в него световой шар, прошептал мальчик.
Дверь камеры со скрипом распахнулась. По воздуху проплыл светильник. Заняв место в центре камеры, он наполнил помещение тусклым жёлтым светом. Следом вошли четыре десятника фараона. Они направили на жреца длинные пики с острыми наконечниками и замерли, стараясь держаться от него как можно дальше. Игорь разглядывал жреца. Это был не старик, как ему показалось вначале, а молодой красивый мужчина. Смертельная худоба, длинные светлые волосы и борода с проседью делали его старше, но глаза, большие живые карие глаза смотрели из-под густых чёрных ресниц на стражников с юношеской дерзостью. В коридоре послышались чьи-то неспешные шаги.
– Никак фараон решил навестить опального старого друга? – растянул Ра-Та потрескавшиеся губы в снисходительной улыбке.
– Да. Прояви почтение, жрец, – проговорил один из десятников, стараясь не встречаться взглядом с узником.
В камеру вошёл фараон.
– Решил навестить тебя, – беззаботно произнёс Атило. – Ведь до шестого лунного дня времени повидать тебя не будет.
– Чем же обязан такой чести? – брезгливо спросил Ра-Та.
– Ра-Та, ты знаешь, я всегда любил Тайгету, но она выбрала не того атланта, – не обращая внимания на тон собеседника, продолжил фараон. – И я пообещал ей освободить тебя в шестой лунный день…
Брови жреца удивлённо поползли вверх. Губы фараона расползлись в злорадной усмешке.
– И я сдержу слово. Ты станешь свободен, но Тайгета будет принадлежать мне. Только мне.
– Она не вещь, чтобы принадлежать кому-то, – с ненавистью взирая на фараона, прошипел Ра-Та. – К тому же она моя жена, если ты забыл, Атило.
Фараон расхохотался. Его смех гулким эхом понёсся по лабиринтам подземелья, затихая где-то далеко.
– В шестой лунный день мы, наконец, станем выше богов, и всё изменится!
– А-а-а! Вот о какой свободе ты говоришь. Ты решил освободить меня от жизни? – хмыкнул жрец.
– Не просто освободить, – поднял указательный палец фараон. – Тебе будет оказана огромная честь сослужить почётную службу нашему великому народу. Ты будешь принесён в жертву.
Ра-Та плюнул в сторону фараона.
– Дурак ты, Атило. И сам погибнешь, и атлантов погубишь.
Фараон, не сказав больше ни слова, развернулся и направился к двери. У выхода он остановился и, не поворачиваясь, обратился к десятникам:
– Жреца больше не кормить. В нём слишком много силы. И воды тоже не давать.
Стражники, не сводя глаз с пленника и не опуская пик, попятились спиной к выходу. Дверь захлопнулась. Ключ трижды провернулся в замочной скважине, и камера вновь погрузилась во тьму. Дождавшись, пока шаги и голоса затихнут, Игорь снял чары и запустил световой шар.
– А тебя, кажется, и в оковах боятся? – с уважением произнёс он.
– Боятся не меня, а гнева богов. А ты оковы не хочешь с меня снять? – встряхнул Ра-Та тяжёлыми кандалами.
– Подожди немного, невидимость забирает много сил. Сейчас восстановлюсь, и будем выбираться отсюда.
– А как мы выйдем? – осведомился жрец.
– В моём невидимом коконе. Главное, чтобы ты не выходил за светящийся круг, который я нарисую, – проговорил Игорь, снимая оковы с Ра-Та. – Да, чуть не забыл! Лас-Лу просил передать тебе слезу океана.
И мальчик протянул её жрецу. Как только голубой камень коснулся ладони Ра-Та, случилось невероятное. Всё тело атланта заискрилось, будто наливаясь жизнью. По просвечивающим венам полились голубые потоки энергии, из глаз ударил яркий белый свет. Через пару секунд перед мальчиком стоял широкоплечий атлант с мощным торсом. Он несколько раз наклонил голову, разминая затёкшую шею, сжал и разжал кулаки, играя бицепсами.
– И как я засуну твою груду мышц в формулу невидимости? – нахмурив брови, задумчиво произнёс Игорь.
– Я сильно ослаб в последнее время, – как бы извиняясь, объяснил жрец.
– Ладно, попробуем, – проговорил Игорь, рисуя в воздухе формулу. Светясь и мерцая, она круглым коконом оплела обоих. – Уходим! И помни: нельзя выходить за светящуюся линию.
Они медленно продвигались вперёд по длинному узкому коридору, заполненному зловещим жёлтым светом чадящих факелов. На грязных, покрытых копотью каменных стенах играли размытые тени. Вдруг за одной из дверей послышался свист плети и женский стон.
– Нобэ, тебе лучше вспомнить, кто просил тебя объявить по рогу единорога об Олокуне, – проревел мужской голос.
– Я не понимаю, о чём ты… – хрипло ответили за дверью. Последовал ещё один хлёсткий удар и стон.
