Мыш загремел крышкой чайника, чтобы мы не глядели на Мишу Малинина.
— Где же мое молоко? И чтоб не из носика, как Атаману, а из красивой чашечки, — крикнула Пушинка.
Я взял меч, выбежал из дворца, срезал колечко у березы, сделал ковшик. А меч выбросил… И без меча я могу победить всех разбойников. Мыш налил в ковшик молока. И мы преподнесли Пушинке ее утреннее молоко, пахнущее деревом и летом.
— Хочу ледяную горку, — сказала Пушинка.
— Как? Летом? — удивился я.
— Да, нарисуй, и мы будем с нее скатываться.
Что мне оставалось делать — я нарисовал. А потом она потребовала совсем несуразное: чтоб поезд ездил по морю, а пароход летал по небу — и все это делал я, своей рукой.
— Пойми, так не бывает, — сказал я. — У меня и карандаши кончаются.
— Вот как: ты пожалел для меня свои карандаши?! Тогда я улетаю от вас на луг, к моим сестрам.
И она чуть подпрыгнула и полетела.
Глава 7
— Что ты наделал? — сказал Миша Малинин. — Она может совсем улететь.
Пушинка поднималась все выше и выше.
— Бежим за ней! — крикнул я.
Ветер гнал Пушинку. Мы бежали, но вскоре потеряли ее из виду. Грустный, я сел на пень. Миша Малинин сказал:
— Мне не так нравилась Пушинка — очень капризная. Ну что, я пойду.
— И мне пора, — сказал Мыш. — Мои дети остались без молока.
— Прощайте, — сказал я.
— Я тебе погремлю крышкой чайника, — сказал Мыш.
Я слышал, как Мыш стучал крышкой чайника. Скоро и этот стук я перестал слышать. Сначала он был тише, тише, потом совсем не слышен. Я поднялся и пошел. Не знаю, сколько я шел, — целый год, а, может, минут пять-десять. Я вышел на золотистый луг, весь заросший одуванчиками. Я сразу увидел, как в голубом небе закружилась Пушинка.
— Ты та, которая ночевала в заколдованном дворце? — спросил я.
— Нет, я ночевала здесь, а теперь улетаю.
— А где моя Пушинка?
— Спроси у них.
Я посмотрел в тот момент, когда ветер уносил в небо сто, тысячу пушинок.
— Грустно без нее, — услышал я.
Внизу стоял голубоглазый Мыш с чайником.
— Что ж ты не пошел к своим детям?
— Мама их накормит. Я не хочу тебя оставлять одного.
— Не знаю, что делать, — вздохнул я.
— Как? Она просила нарисовать город, которого нет на свете, — напомнил Мыш.
— Да! Да! Верно, — обрадовался я. — Как же я забыл.
И прямо на небе стал рисовать перевернутый город… Вдруг кто-то замяукал или загавкал. Рядом стоял нарисованный мной раньше зверь Козяка- бозяка.
— Вот и зверь, — сказал Мыш.
— Но она не захотела с ним дружить.
