Вспоминается еще такой эпизод. Однажды меня вызвал к себе Валентин Николаевич Плучек и предложил вступить в партию.
Он так и сказал:
— Миша, ты должен вступить в партию.
— Как это? Почему я? Почему не Шурик, не Анатолий Дмитриевич Папанов?
— Ты у нас единственный русский (конечно, шутя), а потом, Папанов отказался. Понимаешь, он признался: «Валентин Николаевич, я боюсь. Я еще выпью и потеряю партийный билет».
Дома я посоветовался с Семеном Михалычем. Он сказал: «А что? Ты достойный человек, вступай. В партии ведь неплохие люди. У вас хорошая партийная организация». В то время секретарем партийной организации была Татьяна Ивановна Пельтцер. И я вступил. «По велению сердца». После меня вступили Менглет и Аросева. Они были уже тогда «народными». Как могло это отразиться на карьере? Я не строил себе никаких иллюзий. Членство в партии не позволяло лучше сыграть роль. За тебя по блату на сцене никто бы не сыграл. Это был семидесятый год. Перед нами открывались многие двери, но не потому, что мы были партийными.
Мы с ним дружили, ловили рыбу в Баковке, где он жил на государственной даче. Семен Михайлович рассказывал мне массу историй, ведь он был знаком с колоссальным количеством людей. Он был не таким, как его представляют в анекдотах. Обладал прекрасным чувством юмора, разбирался в искусстве. Был очень спортивным. Помню, рассказывал, как в пятьдесят с чем-то лет мог пройти со второго этажа на первый на руках.
Семен Михайлович обожал своих троих детей. Позже старший Сергей стал военным. Младший Миша работал в системе Министерства внешней торговли СССР. А Нина — журналист. Пятнадцать лет проработала в Агентстве печати «Новости», а потом — в книжном издательстве.
Он — полный Георгиевский кавалер, кресты, полученные во время Первой мировой войны, хранил и носил на отдельном кителе, «не смешивая» их с советскими наградами. Преподавал верховую езду в Высшей конно-спортивной школе, которая находилась на Шпалерной улице в Ленинграде. Это та улица, по которой шел Ленин в Смольный делать революцию. А Семен Михайлович на этой улице помогал брату царя осваивать конно-спортивную выучку.
Был прекрасным наездником, знал в лошадях толк. Если бы всех подаренных ему лошадей собрать, получился бы табун. Но он их всех тут же отправлял на конный завод. Любимой лошадью Буденного был Софист — один из первых представителей буденновской породы. Он на нем принял семь парадов. И вот что интересно. Свидетели говорили, что в день, когда Семена Михайловича не стало, Софист… плакал.
Нина вспоминала, что на конном заводе начальник конной части рассказывал такую историю. В его кабинете поминали Семена Михайловича в день смерти. Вдруг слышат: по цементному полу скачет кованая лошадь между денниками. Подумали, что Софист вырвался — он стоял в одном из денников. Бросились в коридорчик ловить: никого нет, Софист на месте. Вернулись в кабинет — и снова слышат, будто конь возвращается. Кинулись — опять никого… Мистика.
Буденный рассказывал, как однажды ему на голову «села»… шаровая молния. Дело было на каких-то маневрах, шел дождь, началась гроза. Вдруг к нему подлетел огненный шар, «прокатился» вокруг околыша фуражки и… улетел. После этого голова была будто обручем сжата.
С днем рождения всегда поздравлял всех очень трогательно. Находил какие-то особые, правильные слова. Собиралось все семейство — братья и сестры с домочадцами. Общались за столом, пели песни — в том числе украинские, плясали. Очень здорово играл на гармошке. Его игрой заслушивался даже Сталин. В память у меня остались наручные часы «Победа» на кожаном ремешке, которые Семен Михайлович подарил мне на один из дней рождения. Сейчас в магазинах полно часов разных фирм, а тогда это была редкость, мне было очень приятно.
Буденный много читал. В последние годы, когда почти ослеп на один глаз, я ему читал вслух.
Еще Нина вспоминала, как после смерти Сталина подошла к отцу, курящему у окна, и, рыдая, спросила: «Папа, как же мы теперь будем жить?» Тот помолчал немного и ответил: «Думаю, что неплохо».
В последние годы Семен Михайлович занимался больше представительской деятельностью — у него было много всяких общественных дел. В качестве родственника я ездил с ним на Спартакиаду народов СССР и другие праздники. Иногда там меня спрашивали поклонники: когда же будет следующий «Кабачок»?
Когда он умер, я, естественно, в составе всей семьи шел за его гробом в первых рядах. А похороны показывали по телевидению. И слышу, телевизионное начальство шипит: «Уберите этого актера из «Кабачка «13 стульев»! Чего он там крутится?» И вдруг ко мне подходит Брежнев, обнимает и целует меня. И я слышу: «Показывайте Державина крупнее!»
С Ниной Семеновной Буденной мы прожили восемнадцать лет, расстались в 1980 году. У нас общая дочка — Маша, внуки — Петр и Павел. Старший окончил факультет журналистики МГУ, потом продолжил учебу в Лондоне, изучал издательское дело. Второй учился в Эдинбургском университете на факультете культурологии. Cамое интересное то, что дочка моя, Маруся, получилась в державинскую породу — голубоглазая блондинка. И оба внука на нас похожи. Короче говоря, я победил буденновскую породу!
