Плюнув на остатки яичницы, я залпом допила чай и пошла на выход. Ничего, в номере настойка ждёт. Единственная радость и лекарство от нервов. Как тут не нервничать! После того, как Изабель стянула медальон, я пошла прямиком к Дарну, качать права. Орры, не Орры, но фамильную вещь я не собиралась сдавать без боя. К счастью, директор пребывал в благодушном настроении. Доводы мои выслушал внимательно, покивал, и даже сказал, что ситуация скверная, надо исправлять.
Исправил, но в своём стиле: отобрал медальон у Изабель и сдал ювелиру, как раз какой-то приходил в гостиницу, продавать цацки. Узнала я об этом через несколько дней, случайно, и ринулась выкупать. Но Орры оставались выкрученными на полную, так что физически дойти до лавки не смогла. Тогда Эвелин по моей просьбе разузнала, что медальон взяли как лом — сферы с пламенем приняли за искусно выделанное стекло. Однако в корпусе оказалась солидная примесь дорогущего
Пнув дверь, я вышла из столовой в полутёмный холл. Шторы уже почти все опустили, горничная как раз суетилась, распуская выверенные банты. Через ту часть, что ещё не закрыли, виднелись ездовые ибисы — на бал, небось. Все на бал. Хотя… Подстеречь бы Изабель, потом цацки её от крови отмыть, да и толкнуть перекупщикам. И чем скорее, тем лучше, пока медальон не пустили на переплавку — всё-таки
Строя планы, один другого кровавей, я потопала в номер. Но в полутёмном коридоре второго этажа меня ждал сюрприз.
— Кети, ласточка, привет! — массивная тень отделилась от стены и стала Треном.
На представлении накануне, клоун навернулся со своего колеса, и теперь «отлёживался» с кучей ледяных повязок. Но одному, видать, скучно.
— А чего грустненькая такая? Хотя знаю, знаю, Элви рассказала. Ну а я знаю, как тебя развеселить.
Я фыркнула и взялась за ручку двери.
— Рядом с синим кабашоном — скол в виде крестика, рядом с красным — пятно отчего-то желтого, а в зелёном, если на свет посмотреть, человеческая фигура видна.
Трен говорил тихо, но внятно, серьёзным тоном, без малейшего намёка на издёвку или заигрывание. Я крепче сжала ручку двери и повернула голову. Старый клоун стоял, облокотясь одним плечом на стену, и вертел в руках мой медальон.
— От-откуда?…
— Нужен он тебе, да? — спросил Трен, поднимая медальон за цепочку на уровень лица, — красивый. Как ты там сказала, фамильная вещь? Мне Иза жаловалась, да, да. Ну, ничего. Если фамильная, то и правда ценная. Даром что стекло. Хотя зачем стекляшки в такой дорогущий сплав паять? Обманули твою бабку, похоже…
— Сколько? — со вздохом спросила я, предвидя ответ.
Трен перестал качать медальон.
— Нисколько, — холодно сказал он, пряча украшение в ладонь, — мне другое нужно.
Кто бы сомневался. Я глубоко вдохнула и чуть отвела взгляд. Примерилась. Так, нож у меня небольшой, но глотку перерезать хватит. А потом что? Расчленить и в камин? Или инсценировать самоубийство?
— Ке. Ти, — по слогам позвал клоун строгим голосом, — ишь, помрачнела! Да не буду я тебя из чужой постели вынимать, не беспокойся. Тем более, что она-то мне и нужна. Как отмазка. Ну, или смазка. Тут уж как угодно назови.
— Что, третьим хочешь?
— Ооо! Ты не против? Так бы сразу и сказала, что в группе любишь! Только, боюсь, Хал не согласится. Он вообще любит всё сам контролировать… Почту вот, например. И понимаешь ли, как получается… Таусы у театра как бы и есть, но как бы и нет. А я, понимаешь ли, справедливость люблю. Чтоб все, понимаешь ли, всё знали, и ничего ни от кого не прятали. А ещё читать люблю. Списки всякие. Кому, что, сколько, в каком конверте… конверты, кстати, иногда и затеряться могут. Ненадёжное это дело, таусы. Быстрые, но… горят.
— Хм. И… сколько же списков отделяют меня от медальона?
— Ой, ласточка, что значит «отделяют»? Это же фамильная вещь! — Трен взвесил медальон на одной ладони, потом на другой, и перекинул мне, — главное, не упускай его больше. А в остальном… ты, я видел, почитать любишь. Вот и будем письмеца друг другу писать. Сделка?
— Сделка, — вздохнула я, пряча медальон в личное подпространство.
Не знаю, как по времени, но по ощущениям годовой цикл Мерран оказался гораздо дольше нашего. Он делился на восемь сезонов, по числу фаз солнца, которое затмевала соседняя планета Атум. Крайние положения небесного маятника отмечались особо: в уже знакомое мне Полносолнцее (середина лета) и противоположное ему Нарождение (середина зимы), полагалось только молиться. А вот на Левый и Правый месяц, когда серп Атума далеко уходил от открытого диска Апри, полагалось торговать.
Правый месяц я встретила в Речном, на «невольничьем» рынке, где продавали вологоловых слуг-Перерожденцев, и где пафосно погибла пара полуперерожденцев, не пожелавших становиться рабами. Сам базар тогда не впечатлил — Эпидемия выкосила две трети населения Речного округа, зимний урожай не собрали, люди только приходили в себя. Сейчас — дело иное: Эпидемия закончилась довольно давно, округ Дельта пострадал от мора меньше,
