отпечаток. Одежда превратилась в лохмотья, пиджак на спине лопнул по шву и, когда новый порыв ветра пытался раздеть его, врезался ему под мышки.
Бэч спрыгнул на землю и побрел в сторону своего дома. Он ничего не узнавал кругом. Эта штука – Бэч не знал, что это торнадо, – оставила после себя пустую полосу шириной в четверть мили; пыль медленно оседала; открывались окрестности, которых Бэч никогда не видел. Заблудился он, что ли? Почему видна колокольня бендингской церкви? Раньше ее заслонял сосновый бор.
Где же это он? Тут рядом должен быть дом Болдуинов, но, только перелезая через завалы бревен – точно попав на плохо содержавшийся склад леса, – Бэч понял, что никакого дома Болдуинов больше нет; дико озираясь по сторонам, он видел, что нет и дома Некроунов на холме, нет дома Пелтцеров. Ни огня кругом, ни голоса – только шум дождя, падающего на поваленные деревья.
Бэч побежал. Увидев отцовский дом, радостно закричал: «Эй!» Но, приблизившись, заметил, что и тут все изменилось. Исчезли амбары, пристройка, где была комната Пинки.
– Мама! – закричат Бэч. – Отец!
Никто не ответил. Со двора выбежала собака и стала лизать его руку.
…Тьма была кромешная, когда двадцать минут спустя доктор Джанни остановил автомобиль перед своей аптекой в Бендинге. Электричество не горело, но по улице сновали люди с фонарями, и скоро вокруг автомобиля собралась небольшая толпа. Он поспешно отпер аптеку.
– Пойдите кто-нибудь, взломайте дверь в больницу Уиггинса. – Доктор указал рукой на противоположную сторону улицы. – У меня в машине шестеро тяжелораненых. Нужно несколько мужчин – перенести их в больницу. Доктор Берер здесь?
– Здесь, – живо отозвались из темноты голоса; к автомобилю с саквояжем в руке подошел доктор Берер. Два врача стояли в свете фонарей лицом к лицу, позабыв о взаимной неприязни.
– Один Бог знает, сколько их еще окажется, – сказал доктор Джанни. – Я сейчас возьму у себя перевязочный материал, йод и другие лекарства. Переломов будет много… – И попросил, повысив голос: – Кто-нибудь принесите мне ведро для медикаментов.
– Пойду начинать, – сказал доктор Берер. – В больницу еще с десяток приковыляло.
– Какие приняты меры? – спросил доктор Джанни тех, кто вошел с ним в аптеку. – С Бирмингемом и Монтгомери связались?
– Телефонные провода сорваны – отправили телеграммы.
– Хорошо. Поезжайте кто-нибудь за доктором Коэном в Уэталлу и скажите всем, у кого есть машины, пусть едут по Уиллардскому шоссе до конца, а оттуда проселком на Корсику. На перекрестке у лавки для негров не осталось ни одного дома. Я обогнал множество людей, все покалеченные, но у меня в машине больше не было места. – Разговаривая, он бросал на одеяло бинты, карболку, лекарства. – Я думал, у меня всего этого гораздо больше. Постойте! – закричал он. – Пусть кто-нибудь едет в лощину, где живут Вулли. Ехать надо прямо по полю, дорогу завалило. Эй вы, в фуражке, кажется, Эд Дженкс?
– Да, док.
– Видите, что у меня здесь. Забирайте с полок остальное и тащите через дорогу. Ясно?
– Да, док.
Когда доктор вышел на улицу, пострадавшие уже текли в город непрерывным потоком: женщина пешком с тяжелораненым ребенком на руках; телега, полная завывающих негров, возбужденные мужчины, невольно сеющие панику своими рассказами; неразбериха, шум, беспорядок все усиливались во тьме ночи, слабо освещенной фонарями. Из Бирмингема прикатил на мотоцикле облепленный грязью репортер, – колеса приминали упавшие провода и сломанные сучья; прогудела сирена полицейской машины из Купера, городка в тридцати милях от Бендинга.
Уже целая толпа напирала на двери старенькой больницы, стоявшей три месяца на замке из-за отсутствия пациентов. Доктор протиснулся сквозь толчею белеющих лиц и водворился в ближайшей палате, благодаря судьбу за пустующий ряд старых железных коек. Доктор Берер уже оказывал помощь в перевязочной через коридор.
– Достаньте мне полдюжины фонарей, – потребовал доктор Джанни.
– Доктор Берер просит йоду и пластырь.
– Возьмите. А ты, Шинки, стань у дверей, пускай только с носилками. И сбегайте кто-нибудь в лавку, может, там есть свечи.
Улица за окном галдела: кричали женщины, добровольцы пытались расчистить дорогу, давая противоречивые указания, – нервное, напряженное многоголосье людей, поднявшихся на борьбу со стихией. К полуночи прибыли бригады Красного Креста. Но пятеро врачей в больнице – троих привезли еще в самом начале из ближних деревень – давно потеряли представление о времени. Стали подвозить первых погибших: двадцать, двадцать пять, тридцать, сорок – счет быстро рос. Не нуждаясь больше ни в чем, они терпеливо ждали – как и подобает простым землепашцам – в гараже за больницей; а раненые – их уже перевалило за сотню – все прибывали в больницу, рассчитанную на два десятка больных. Ураган постарался на совесть: ковыляли со сломанными ногами, ребрами, ключицами; у многих глубокие ссадины на спине, локтях, разодранные ушные раковины, веки, носы; ушибы от упавших балок, самые странные занозы в самых странных местах, один мужчина с содранным скальпом: жди теперь, когда вырастут волосы. Доктор знал в лицо всех, живых и мертвых, почти всех помнил и по имени.
