Барбара продолжала. Она считала, что легкие Джунипер отказывают. «Жутко, что с ней это случилось так рано, — сказала она. — Ой, дети с такими проблемами меня пугают».
Трейси могла бы сказать, действительно ли все было так страшно, но в тот день у нее был выходной.
Навестить нас пришел Майк. Мы с Майком наблюдали за тем, как специалист по дыханию готовится взять у Джунипер кровь на анализ.
«Следи за показателями, пока она это делает», — сказала я Майку.
Специалист по дыханию проколола стопу нашей дочери. При этом показатель содержания кислорода в крови упал до семидесяти с небольшим, а пульс стал меньше ста. Раздался тревожный сигнал.
«Не знаю, сколько еще я смогу выносить такой стресс», — сказала я. Я снова пряталась. В тот день я оставалась дома практически до четырех, боясь повредить кокон спокойствия, внутри которого я находилась. Бывали ночи, когда я даже не хотела звонить в отделение интенсивной терапии, чтобы узнать о ее самочувствии.
Если все это — наказание за то, что я так сильно хотела этого ребенка, то, может быть, если я не буду приезжать в больницу и звонить, с Джуни ничего плохого не случится? Возможно, я была причиной всех бед.
«Я боюсь открывать глаза», — сказала я Майку.
Он ответил, что мне нужно ненадолго сбежать из больницы. «Я думаю, что здесь очень плохая энергетика», — сказал он.
Он, вероятно, был прав. Но вдруг она умрет, пока я буду ходить по магазинам или сидеть в кафе? Вдруг это наши последние часы вместе? Как я могу их упустить? Как я пойму, что могу ненадолго отлучиться и с ней за это время ничего не произойдет?
— Я просто хотела ребенка, — сказала я. — Это абсолютно обычное и нормальное желание.
— Ты ни в чем не виновата, — ответил он. — Это просто случайность.
Я в это не верила. Никто не должен быть настолько несчастным. Он держал мою руку, и я подумала, доведется ли ему подержать на руках Джунипер. Если да, то она непременно почувствует себя в безопасности.
— Она
Да, она была с нами. Она была красива. Она была миражом.
Ведь я не могла взять ее на руки, не могла забрать домой. Мне нужно было время, чтобы понять, реальна ли она.
— Если бы все это было сюжетом книги, — сказала я, — я заглянула бы в ее конец.
— Послушай, — ответил Майк, — ты справишься. У тебя все получается. Каждый день случается что-то ужасное.
— Ты прав, — сказала я, и мы замолчали.
Джунипер не умерла в тот день. На следующий тоже. Еще неделя… Я страшно боялась, что она умрет в День матери, но этого не произошло. Праздничный день наступил и прошел, но он ничем не отличался от других дней, хотя я была практически уверена, что это будет единственный День матери, с которым меня можно было бы поздравить.
Она не умерла, но изменилась до неузнаваемости. Все из-за сильного отека. Ее голова деформировалась, наполнившись жидкостью. Джуни не могла ни двигаться, ни открывать глаза. Ужасное зрелище. Я никому об этом не говорила, но однажды при мне появился на свет мертворожденный щенок, который выглядел как она. Его вид так сильно меня напугал, что я завернула его в салфетку и засунула в пакет.
Теперь мне нужно было каждую минуту искать путь к своей дочери, как бы сильно она ни отдалялась.
Сидя, ссутулившись, на табурете рядом с инкубатором все на тех же нескольких квадратных метрах, которые за последний месяц стали нашей клеткой, я старалась выстроить для Джунипер целый мир. Я говорила с ней обо всем. Я всегда начинала одинаково: «Здравствуй, красавица. Мама рядом. Я так тобой горжусь». Она была на успокоительных и не реагировала. Я все время думала о звуке моего голоса, его ритме и тоне. С Богом я тоже разговаривала, но мысленно. Я просила его подарить Джунипер хотя бы один хороший день. Она прожила больше месяца, но каждый день приносил ей боль. Ее держали на руках только один раз. Я не знала, что именно она ощущала, когда к ней прикасались. Разве можно жить без смысла жить дальше?
В конце концов слова кончились. Я взяла «Винни Пуха» и читала о Буке, Слонопотаме и экспедиции на Северный полюс. Я надеялась, что мой голос способен успокоить ее.
Я понимала, что выбранные нами книги рассказывают о любви, вере, дружбе и преемственности поколений.
«Каждая история — это обещание, — говорил мне Том. — Обещание, что конец стоит того, чтобы его дождаться».
