Сколько браков распалось на шестом этаже южного крыла?
Учитывая то, что она только что вышла замуж, было бы грубо спрашивать об этом?
«Все стабильно», — сказала она, сняла перчатки и направилась к следующему пациенту.
Вскоре после осмотра Джунипер доктором Уолфорд в подгузнике нашей дочери неожиданно появились фекалии. Фистула закрылась сама по себе. Отверстия в ее кишечнике тоже затянулись. Ее телу каким-то образом удалось восстановить процесс пищеварения. Никто больше не говорил об укороченном кишечнике и необходимости повторной операции.
— Подождите, подождите! — сказал я, когда Диана сообщала нам эту хорошую новость. — Вы хотите сказать, что ее тело пришло в норму?
— Да, — ответила она с улыбкой. — Ваша дочь просто удивительна.
Далее по плану была битва с хилотораксом. Жидкость до сих пор скапливалась внутри грудной клетки Джуни, и врачам еще предстояло понять почему. Они собирались решить эту проблему с помощью препарата под названием «октреотид», но сначала доктору Жермену требовалось получить мое разрешение. Он предупредил меня, что в медицинской литературе не было практически никаких упоминаний о применении этого лекарства на недоношенных младенцах. Врачи не знали, сработает ли оно, и не могли с уверенностью сказать, что оно не навредит нашей дочери.
Прошло достаточно много времени с тех пор, когда мне хотелось ударить этого человека.
Теперь я высоко ценил его осторожность и прямоту. Его деликатная и спокойная манера говорить, которая так разозлила меня при нашей первой встрече, не являлась выражением опеки надо мной. По словам Трейси и всех, кого я спрашивал, он был невероятно милым мужчиной. Когда его пациент был на грани, он буквально не мог спать ночами. Мне хотелось обнять его, но я боялся его напугать.
«Есть еще какие-нибудь варианты?» — спросил я.
Он подумал минуту, смотря мне в глаза, а потом ответил: «Нет».
Келли: есть ли у жизни цена?
Мне тяжело было думать о том, в какую сумму обходилась медицинская помощь. Эти мысли рождали сложные вопросы о стоимости жизни Джунипер или любого другого человека.
Однажды днем я зашла в редакцию, чтобы выполнить кое-какую бумажную работу. Подруга, обняв меня, задала непростой вопрос. Она надеялась, что я пойму. Правильно пойму его.
«Не пойми меня неправильно, — сказала она, — но не было бы лучше, если бы за эти деньги вакцинировали миллионы африканских детей?»
Я знала, что многие люди думали так же. Так или иначе, расходы на медицинские услуги для конкретного человека распределяются между всеми нами. Если бы мы с Томом продолжали пользоваться предоставленной газетой страховкой, то скорее всего оставили бы всех сотрудников без премий. Может ли ребенок, у которого так мало шансов выжить, оправдать все расходы на его лечение, в то время как множество людей вообще не имеют страховки?
Я спорила с ней целый час.
Никогда нельзя угадать, какие плоды принесет вложение денег в жизнь ребенка. Невозможно предсказать, какие случайные открытия будут совершены в результате смелых попыток.
Мы не отказываем в медицинской помощи престарелым, так почему же должны отказывать новорожденным?
Моя подруга была умна, однако ответ на ее вопрос был очень сложен, а мне не хотелось вдаваться в подробности.
К тому моменту как ребенок, рожденный до двадцать восьмой недели, достигнет возраста семи лет, на оказание ему медицинской помощи будет потрачено в среднем двести тысяч долларов. На Джунипер уже было потрачено гораздо больше. Отчеты, которые практически каждый день приходили из страховой компании, частично проясняли ситуацию. Неонатологи обходились примерно в тысячу девятьсот долларов в сутки. Месяц в отделении интенсивной терапии — палата, питание и работа медсестер — стоил от двухсот тысяч до четырехсот пятидесяти тысяч долларов. Также необходимо было оплачивать операции, анализы и работу специалистов.
В сумме лечение Джунипер стоило более шести тысяч долларов в день.
