Теперь Графов оставался в одних трусах. Злой тотчас пересел ему на спину и приказал Добрыне:
— Снимай с него трусы!
Добрыня не заставил себя ждать и, резким движением стянув с Графова уже слегка подмоченные трусы, брезгливо отбросил их в сторону.
Наклонившись над обнажённым граффитчиком, Муромский из всех сил стал трясти над ним баллон.
— Мало того, что эти гады изгадили своими граффитями весь город, — начал он, — они уже добрались до Лысой Горы!
— Пачкуны проклятые! — поддакнул кто-то, — уже все дома в Киеве ими исписаны, все переходы, все подъезды.
— Своей мазнёй испоганили уже всю набережную Днепра! — добавил второй.
— Эти сволочи, — согласился с ним третий, — уже даже в деревнях все хаты изрисовали.
— Скоро они уже до наших квартир доберутся! — завёлся четвёртый. — Испишут все наши кухни и спальни своими тэгами сраными.
— Держите его за ноги и за руки! — призвал Злой, и как только один из чистильщиков схватил Графова за руки, а два других ухватились за ноги, Злой тотчас привстал с его спины и подобрал лежавший на траве маркер.
Закончив взбалтывать краску в баллоне, Муромский приступил к работе. Нажав на распылитель, он прежде всего оставил на заднице Графова свой автограф "Здесь был Муромский" а затем, задумавшись на секунду, проставил на второй ягодице дату
"30.04.10".
Злой тем временем расписался маркером на спине граффитчика: "Здесь был Злой!", а затем все остальные чистильщики по очереди брали баллон с чёрной краской и маркер и оставляли на Графове свои автографы.
После трёхминутного живописания всё тело его оказалось исписанным. Ни одного пустого места на нём не осталось. Даже худые руки и ноги его были изрисованы спреем и маркером. После чего граффитчика оставили в покое. Не отдав ему одежду, ему дали напоследок пинка под зад, и тот под безудержный хохот и улюлюканье совершенно голый, прикрытый лишь чёрными тегами, умчался с поляны и вскоре скрылся в арке.
Злой крикнул ему на прощание:
— Только смотри не стирай! Как только смоешь, мы тебя снова разрисуем. Так что милости просим на Лысую!
— Да, ладно, — засомневался Добрыня, — это ему только на радость. Судя по тому, сколько людей сейчас покрывают себя тату.
6. Нагиева нора
Как только тучный, как овен, парень в сером флисовом костюме с капюшоном и горбатый, как цапля, молодой человек с рюкзаком на спине исчезли за поворотом, на то место, где они только что стояли, подвалила группа экскурсантов из двенадцати человек во главе с босоногим гидом.
— А сейчас мы с вами подходим к самой главной достопримечательности Лысой Горы, мимо которой мы уже не раз проходили, но о которой я вам ещё не рассказывал, поскольку именно она является целью нашей экскурсии, — бодро сообщил гид своим подопечным и с сожалением добавил, — после чего наше путешествие завершится.
— Как жаль, — искренне отозвалась Лада.
— А как же ш-шабаш-ш? — прошипела толстая тётка с одутловатым лицом и поросячьими глазками. — Вы обещали нам шшабаш-ш.
— Будет вам и шабаш! — заверил её гид. — Не переживайте.
Группа остановилась перед входом в седьмую потерну. Это был единственный из восьми тоннелей, в котором имелся вход, но не имелось выхода, и единственный, над аркой которого не был проставлен порядковый номер.
Вход в неё напоминал громадную книгу, раскрытую посреди земляного вала. Обложки этого каменного фолианта были облицованы жёлтым кирпичом, страницы же были вырваны вместе с корешком, отчего на месте их зиял чёрный провал.
— Это седьмые врата, — торжественно объявил гид.
— А почему там так темно? — спросила Лада.
— Потому что это врата в преисподнюю.
— Те самые, про которые вы раньше говорили?
— Ага, — ответил гид и злорадно усмехнулся, — именно через эти врата христиане и попадают в ад. Вернее, души их после того, как грешники испустят дух. Все желающие могут убедиться в этом. Видите, тут даже вывеска имеется, — показал он на вырезанную на двух кирпичах надпись: "ПРИДИ И УЗРИ".
Пока гид это рассказывал, Лада встала спиной к тёмной арке и, выбрав в меню смартфона режим фронтальной камеры, щёлкнула пару раз себя со стороны.
— А внутрь зайти слабо? — улыбнулся гид.
