– Нет, я не сказала ни слова.
От облегчения Кора Бендер обмякла и сменила тему разговора. Рудольф даже не пытался угадать, позволила ли она убедить себя или же просто преследовала некую цель. Ее голос звучал подавлено, но искренне, соответствуя поведению у озера. Берренрат рассказал ему о том, как она тревожилась за здоровье ребенка.
– Гереон тебе звонил? – поинтересовалась Кора.
Маргрет Рош кивнула, и племянница спросила:
– Как он? Он что-нибудь говорил о своей руке? Я ударила его ножом, два раза, кажется. Один из санитаров наложил ему повязку. Она получилась довольно большая, на все предплечье. Надеюсь, Гереон сможет трудиться. Сейчас в фирме столько работы, Манни Вебер один не справится. А на старика не стоит надеяться. Ты же знаешь, какой он: говорит много, но не отличит шуруповерта от трубных клещей.
Ее тетя снова кивнула, закусила губу и наконец-то перевела разговор на случившееся – по крайней мере, попыталась это сделать.
– Тебе что-нибудь нужно? Может быть, пригласить адвоката?
Кора Бендер махнула рукой.
– Да брось. Но ты могла бы привезти мне кое-что. Одежду и средства гигиены. Ну, ты поняла…
Внезапно Маргрет Рош вышла из себя.
– Нет, не поняла! Что обычно приносят, когда человека сажают в тюрьму? Это же не отпуск, Кора. Сделай одолжение, расскажи этим людям правду. Забудь о других. Подумай о себе. Расскажи им, что произошло пять лет назад. Расскажи, почему ты ушла из дома в августе. Они поймут. Расскажи им все.
– Я уже рассказала, – заявила Кора.
– Я тебе не верю, – отозвалась тетя.
Кора равнодушно пожала плечами.
– Тогда оставь меня в покое. Представь себе, что мама оказалась права и я умерла.
Пару секунд она помолчала, а затем негромко спросила:
– Ты поговоришь с моим отцом? Все равно он обо всем узнает. Будет лучше, если о случившемся ему расскажешь ты. Только, пожалуйства, поделикатнее. Скажи ему, что со мной все в порядке. Я не хочу, чтобы он волновался. И пусть не приезжает сюда. Я не хочу этого.
Маргрет Рош только кивнула в ответ и с тоской покосилась на дверь. Рудольф Гровиан вывел ее в коридор, поблагодарил за то, что она пришла, что помогла ему. Он говорил вполне серьезно. Джонни, героин, ужасная обстановка дома – с этим уже можно работать. И нельзя забывать о второй девушке…
Диалог между тетей и племянницей был достаточно содержательным: он дал понять Рудольфу, что в этой семье принято вытеснять проблемы. «Поговорим-ка сначала о погоде…»
Он был почти уверен в том, что Маргрет Рош могла бы рассказать ему еще кое-что. По крайней мере, сказать пару слов о Спасителе, о кающейся Магдалине и обо всей этой чепухе. Поражал тот факт, что для Коры Бендер было очень важно убедиться в том, что ее тетя ничего ему не сказала. Несмотря на то что сама рассказала уже немало.
Нет, мысленно поправил себя Рудольф. Она говорила только о распятии. Он отчетливо помнил, как изменилось лицо Коры, когда она упомянула о Спасителе и о кающейся Магдалине. И как провернула отвлекающий маневр, попросив воду для кофе.
Рудольф не слишком хорошо знал Библию и задумался, какое значение может иметь второстепенный библейский персонаж. Георг Франкенберг через пять лет после появления в роли сатаны вдруг превратился в Спасителя… Однако размышлять об этом не было смысла.
Травма! Он затронул ее – ничего не подозревая и даже не догадываясь об этом. Не его это дело – копаться в психологических проблемах. Пусть этим занимаются врачи. Как-то он уже наступил дважды на одни и те же грабли. Больше этого не повторится. Нужно уметь вовремя подвести черту. А он уже дошел до нее. По крайней мере, так ему казалось.
Глава седьмая
Визиты Маргрет всегда казались мне странными. Она являлась слишком редко и никогда не оставалась надолго. Маргрет пробуждала в душе отца надежду и, уезжая, снова ее отнимала.
Сначала она приезжала вместе со старой женщиной, моей бабушкой. Они всегда привозили сладости. Мама принимала подарки, клала их в шкаф, где хранился хлеб. Куда они девались потом, знали только она сама и Спаситель. Послаблений домашнего режима эти визиты не приносили, поэтому они мне скорее докучали. Бабушка постоянно допытывалась у меня, как я себя веду, слушаюсь ли родителей, всегда ли делаю то, что мне велят. Я кивала в ответ и вздыхала с облегчением, когда они уезжали.
Потом Маргрет впервые приехала одна – бабушка умерла. Во время этого визита тетя со мной поговорила. Спросила, интересно ли мне учиться в школе; хорошие ли у меня отметки; какой у меня любимый предмет; нравится ли мне спать в одной комнате с отцом. Не могла бы я нарисовать ей папин портрет, ведь у нее нет его фотографии.
