непременно соединяется с Кондой какой-нибудь протокой, незаметной лесной лывиной. Топкая лывина затягивает следы. Скорее всего, Айкони идёт от болота до Конды по лыви-не, а дальше — по берегу в рогатую деревню. Значит, лучше всего будет схватить Айкони где-нибудь на берегу Конды, пока она не свернула в тайгу, — там её уже никто не сможет отыскать.
— Гриша, владыка на Конде, — Пантила посмотрел Новицкому в глаза, чтобы убециться, ясно понимает ли его Новицкий. — Он близко. Ты сейчас возьми облас и жди, где Щучий обрыв. Я поймаю Айкони, приведу туда. Мы трое, ты, я и она, уплывём к владыке.
Григорий Ильич скривился, будто от боли. Он не хотел, чтобы Айкони попала в плен. Лесные звери в неволе умирают от тоски. Неужто ему надо помогать Пантиле? У Григория Ильича плакала истерзанная луша.
— Панфыл… — с трудом произнёс Новицкий. — Ако-ня нэ повынна…
Пантила молчал. Григорий Ильич опустил голову.
— Трэвожно мэни… Не збыватэ ей, Пафыл… Вона дывчинка…
Пантила изумился: Гриша жалеет Айкони!.. И тотчас Пантилу опалил гнев. Айкони отвергла крещение! Она служит бесам! Она не просто живёт в неведении язычества — она пособляет Нахрачу и знает, что делает!
— Я не буду к ней злой, — твёрдо сказал Пантила. — Но к сатане буду! Бери лодку, Гриша. Жди меня, где Щучий обрыв!
…Еле усмиряя себя, он прошагал через вогульскую деревню, не подав вида, что торопится, а за деревней, в лесу, пустился бегом. Он испытывал болезненное воодушевление, ведь он впервые что-то делал для своей веры сам, по своему почину и без руководства владыки Филофея. Он бежал по едва заметной тропинке, что вилась вдоль берега Конды — низменного и дико заросшего урёмой. Он видел, что Айкони прошла здесь совсем недавно: трава была примята; в воздухе звенели комары, почуявшие и потерявшие добычу; кусты словно бы ещё беспокойно шевелились; на мокрой земле мелькнул отпечаток маленькой девичьей ноги; на стволе упавшей сосны, что лежал поперёк дороги, темнело пятно грязи — тут Айкони наступила на ствол. За кустами и ёлками на полуденном солнце бесшумно вспыхивала река.
Айкони удалилась от Ваентура уже версты на две, когда Пантила наконец нагнал её. Айкони услышала за спиной глухой топот, оглянулась, успела выставить копьё — но Пантила легко откинул его в сторону, сбил девчонку в траву, напрыгнул сверху и сразу рывком перевернул Айкони на живот, заламывая руку. Айкони завертелась, суча ногами.
— Нахрач!.. — отчаянно крикнула она.
Пантила зажал ей рот ладонью.
— Не кричи! — велел он по-хантыйски. — Это я, Пантила.
Он быстро и умело связал Айкони запястья.
— Ике-Нуми, спаси меня! Ике-Нуми, спаси меня! — заклинала Айкони.
Пантила снова перевернул её и усадил.
— Ты не убьёшь меня, Пантила! Ты хороший! — пытаясь отползти, в ужасе говорила Айкони.
— Я не убью тебя, — подтвердил Пантила. — Зачем мне убивать тебя, Айкони? Мой новый бог не разрешает убивать людей.
Тяжело дыша, Айкони затихла. Она сидела с вывернутыми назад руками и смотрела на Пантилу сквозь рассыпавшиеся по лицу волосы.
— Что ты хочешь от меня? — спросила она.
— Ты проведёшь меня на Ен-Пугол.
— Нет! — она замотала головой. — Ты сожжёшь Ике!
— Сожгу, — согласился Пантила.
Айкони подёргала плечами в напрасном желании освободиться.
— Я не проведу тебя на Ен-Пугол! Меня хотел съесть Когтистый Старик, а Ике заманил Старика на смерть! Ике добрый!
— Ике — мой идол, а не твой и не Нахрача Евплое-ва, — возразил Пантила. — Я князь. Что хочу, то и сделаю с Ике.
Пантила подумал, что сейчас Айкони скажет, будто он предал родных богов, но Айкони этого не сказала. Богов нельзя предать. Богов много; когда выбираешь одного, прочие боги просто остаются без тебя, и всё. Пантила выбрал себе бога, и этот бог — не Ике-Нуми-Хаум.
— Где русский шаман? — спросил Пантила.
— Он плывёт по Конце. Ике видел его во сне.
— Он далеко?
— Близко. Он уже миновал Балчары, где Сатыга.
— Если ты не проведёшь меня на Ен-Пугол, я отдам тебя русским. Тебя отвезут в Тобольск. Там тебя казнят. А если ты проведёшь меня, я отпущу тебя, Айкони. Пусть Ике умрёт и снова спасёт тебя.
Айкони, успокаиваясь, оценивающе разглядывала Пантилу. Конечно, Пантила её сильнее. Но для Пантилы она — прежняя девочка из Певлора. Пантила забыл, что она уже несколько лет живёт в тайге сама по себе. Она многому научилась. Эти леса на Конде стали её лесами. И здесь она обманет кого угодно. Она пообещает Панти-ле то, что Пантила хочет получить, а потом сбежит. Она не позволит убить Ике-Нуми-Хаума. В этом злом мире только
