Онхудая и джунгар оставили возле опустошённого тайника. Забрали у них лошадей, сабли и ножи; Леонтий перерезал тетивы на луках, а Ерофей с треском переломал об колено все стрелы. Но ничего смертельного в этом не было. Джунгары дотащатся до своей юрги и пешком, и безоружные.
— Отомстят они нам, — убеждённо сказал Семёну Ульянычу Ерофей.
— Здесь я мщу, — ответил Ремезов. — А они воруют.
В предрассветном тумане Ваня и Маша еле отыскали свой стан. Ваня потряс за плечо спящего Леонтия и толкнул Семёна Ульяныча.
— Ты чего? — недовольно спросил Леонтий. — Только глаза сомкнули…
Семён Ульяныч зевнул и перекрестил рот.
— Я в степи видел белую верблюдицу, — негромко сообщил Ваня.
— Ну и что?
— Откуда она? Где-то рядом хозяин должен быть. А верблюдица добрая, дорогая. На такой нойон Цэрэн Дондоб ездит.
Семён Ульяныч вцепился Ване в рукав.
— Дондоб?! — возбуждённо переспросил он.
— Дондоб. Его верблюдицу Солонго зовуг.
— А та, которая в степи, что делала? Паслась?
— Нет, просто прошла куда-то, — растерялся Ваня. — Одна и без сбруи. Ни ездока, ни погонщика, ни стада… Может, потерялась?..
— Уходим! — засуетился Ремезов. — Во все пятки дерём!
— А что стряслось? — удивился Леонтий. — Чай, не съест нас верблюдица.
— Нойон Цэрэн Дондоб идёт за кольчугой Ермака! Леонтий негромко присвистнул.
И вскоре отряд Семёна Ульяныча уже скакал на запад. Туман клубился вокруг всадников, потихоньку насыщаясь пунцовым свечением рассвета.
Ваня подогнал свою лошадь к лошади Ремезова.
— Семён Ульяныч, — окликнул он. — С чего ты испугался, что это нойон? Не у него одного белая верблюдица.
— Ты, Ванька, дурень! — ответил Семён Ульяныч. — Цельный год на кочевьях прокукарекал, а таких вещей не знаешь!
— Каких? — спросил Ваня.
У степняков был свой жестокий способ отметить в степи какое-нибудь место, ничем для взора человека не примечательное. Сначала на это место приводили молодую верблюдицу с первым верблюжонком и там убивали дитятю на глазах у матки. Верблюдице позволяли полизать тельце — так же, как она лизала новорождённого верблюжонка, чтобы тот поднялся на ножки; но материнская ласка, конечно, не воскрешала убитого. И потом кричащую от горя матку угоняли прочь. И верблюдица на всю жизнь запоминала место, где её первенец остался лежать без помощи. Если эту верблюдицу отпускали на волю, то она всегда отправлялась к своему брошенному верблюжонку — шагала как заколдованная через сотни вёрст к одному-единственному месту на земле. Так степняки и сохраняли знания о тайных кладах или могилах.
Чтобы найти тайник с кольчугой Ермака, Ульян Ремезов сделал чертёж. А тайша Аблай, видать, зарезал в суходоле верблюжонка. Верблюдица-матка и была его провожатым к тайнику. Орду Аблая разгромила орда Очирту, и верблюдица попала к Очирту. Очирту-Цэцэн-хан потерпел поражение от Галдан- хана, обоз Очирту достался победителю. Галдан в битве у Дзун-Мод был разгромлен китайцами, а его имущество в Джунгарии присвоил Цэван-Рабдан. Так ниточка протянулась от Аблая к Цэрэн Дондобу — от Чороса к Чоросу. Конечно, не Солонго была той маткой, которую обездолил Аблай. Но ханские хончины, погонщики верблюдов, могли прикочевать на Тургай вслед за верблюдицей Аблая, могли привести с собой молодую Солонго и её первенца и повторить на суходоле казнь верблюжонка. Наверное, так оно и было. И потому сейчас гордая Солонго, отпущенная хозяином, надменно воздела голову над туманом и ходким тротом неудержимо устремилась туда, где надеялась найти своё возлюбленное дитя, чтобы облизать его и поднять на ножки. А за Солонго следовал отряд Цэрэн Дондоба.
Прошедший год был самым славным в жизни нойона. Исполнились предначертания судьбы: нойон овладел священной Лхасой.
Войско Цэрэн Дондоба, путь которому указывали монахи из Джебунга, выступило из Хотана и через смертоносные ледяные теснины Куньлуня перевалило в Тибет. Скрывая цель похода, великие обители Джебунг, Сэра и Галдан распространяли различные слухи. Китайским посланникам в юрге Лавзан-хана монахи говорили, что джунгарский нойон ведёт силы, чтобы поддержать Лавзан-хана в войне с княжеством Бху-Утан; самого же Лав-зана монахи уверяли, что войско Цэрэн Дондоба — просто почётный караул для Данжина, сына Лавзана, и Бой-талак, дочери Цэван-Рабдана; Лавзан и его хошуты не знали, что свадьбы Данжина и Бойталак уже не будет никогда, ибо Данжин сожжён джунгарами заживо между двух котлов.
Обман оправдался: своему войску, измученному высокогорьем, нойон успел вернуть прежнюю боевую готовность. В долине Дан джунгары сразились с хошутами и разбили их. Лавзан отступил в Лхасу, которую недавно усилил каменными стенами и рвами. Понимая тяжесть положения, он призвал на помощь китайскую армию, стоящую на озере Кукунор — в Цинхае, как называли эту область китайцы. На Кукуноре Цинхайская армия взяла в плен Далай-ламу Седьмого, чтобы он не достался джунгарам.
Цэрэн Дондоб осадил Лхасу. Стены её крушили пушки джунгар; этими пушками умело командовал ямышев-ский перебежчик — швед Юхан Густав Ренат. Устрашившись обстрела, тибетцы открыли джунгарам ворота Лхасы. Джунгары ворвались в крепость. Лавзан и верные ему хошуты затворились в
