— На него четыре сундука доносов в Сенате.
— Вот к тем доносчикам и ступай! — отрезал Семён Ульяныч.
— Дубины вы стоеросовые, сибиряки! — в глаза Семёну Ульянычу смело сказал Лихарев. — Кого покрываешь, Ремезов? Вора! А его карать надо!
— А мне ябеда против души! — так же прямо ответил Семён Ульяныч.
Лихарев подался вперёд. Казалось, он цапнет архи-тектона за грудки.
— Ежели вора не остановить без жалости, так его даже страх не уймёт! И он не покается, Ремезов, он чести и славы потребует, как праведник!
Семён Ульяныч засопел и отвернулся.
— Тоже знаю, не дитя сопливое! — мрачно ответил он. — Но пусть его бог накажет, а я прощаю! Матфей писал: «Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую»!
Лихарев злобно ухмыльнулся, ощерив зубы под усами.
— Кто обчистит твой правый карман, обрати к нему и другой!
— Не богохульствуй, дурак! — крикнул уязвлённый Семён Ульяныч.
— Это ты дурак, Ремезов! — Лихарев схватил свою шляпу и хлопнул ею о край столешницы. — Я понимаю, когда коменданты с канцелярией в рот себе кулак суют — они вместе с губернатором плутовали! А ты-то, старый пень? Эх, не того прощаешь, мастер!
Ваня лежал у себя за печью и слышал весь разговор. Для Вани теперь не существовало человека, которого он поставил бы выше Семёна Ульяныча, и всё же справедливость Ваня ощущал за майором Лихаревым.
А майор был совершенно прав, когда полагал, что секретарю Дитмеру известны все тайны губернатора. Впрочем, конечно, не все, но достаточное количество, чтобы мысли о богатствах князя лишили Дитмера покоя.
Дитмер самым внимательным образом изучил скарб Матвея Петровича, когда тот покидал свой дом в Тобольске. Груда была немалая, но Дитмер не обнаружил в ней окованного сундучка, в который губернатор при секретаре не раз укладывал различные золотые вещицы из древних могил; эти вещицы с приятной регулярностью присылали старосты из слобод на Тоболе и коменданты из Тюмени, Шадринска, Ишима и Тары. Дитмер рассуждал логически. Матвею Петровичу никак не провезти это золото через верхотурскую таможню, потому что на таможне сейчас сидят комиссары из комиссии майора Дмитриева-Мамонова. Но Матвей Петрович не помышляет расставаться с губернией навсегда, он рассчитывает вернуться: значит, сундучок с золотом остался в Тобольске. Князь его спрятал. А где?
Губернатор — не штык-юнкер Ренат, чтобы искать убежище в таёжной корчме. Свой клад губернатор закопал где-то рядом, под рукой. В доме? Дитмер осмотрел дом Матвея Петровича, обстукал все стены и печи, истыкал шпагой земляной пол в подвале. Никакого тайника. Значит, надо обследовать Воеводский двор, перепаханный строительством кремля. В неразберихе строительных работ легко можно скрыть обустройство под стеной или под башней какой-нибудь секретной каморы или малого казематика, чтобы в сию полость неприметно поместить какую-либо ценную конфиденцию. Но ведь не сам же губернатор размечал фигуру тайника и выкладывал кирпичи. Это делал доверенный строитель. Например, старый архитектон.
Дитмер встретил архитектона возле Воинского присутствия. По первому снегу старик привёз в полковое управление своего постояльца — поручика Демарина, выкупленного летом у кочевников. Дитмер полагал, что поручик, вероятно, изъявил желание записаться на службу к майору Лихареву.
Дело в том, что майор недавно получил от презуса указ не ограничивать себя следствием по лихоимству губернатора и заодно исправить упущения полковника Бухгольца. То есть Лихарев должен был отправиться в новый поход вверх по Иртышу, чтобы построить те крепости, которые не сумел построить Бухгольц. Лихарев запечатал в конверт и отослал презусу все свидетельства о губернаторе, которые сумел добыть, и объявил призыв охочих людей в своё войско. Сие обременение майора пришлось к вящей выгоде господина секретаря: Лихарева поглотили заботы по снаряжению корволанта, и розыск был отодвинут в сторону. Дитмер почувствовал себя гораздо свободнее. Радовало его и то, что скоро ретивый майор вовсе покинет Тобольск, освободив жителей от своих докучных расспросов.
— Подождите, господин архитектон, — сказал Дитмер, хватая за уздечку лошадь Ремезова. — У меня к вам интерес.
Гуня послушно остановилась рядом с Дитмером.
— А у меня к тебе нет! — ответил из розвальней Семён Ульяныч.
Он недолюбливал секретаря, всегда вылизанного и напомаженного, как блудница, потому строптиво тряхнул вожжами и стронул Гуню с места. Но Дитмер не смутился неприязнью старика и пошагал рядом с санями.
— В губернской канцелярии я посмотрел чертежи крепости, а совокупно и Покровской церкви с палатой над оврагом, — продолжил он. — И желаю удостовериться у вас, всё ли точно по чертежам возведено?
Ваня, лежавший в розвальнях, увидел, как Ремезов обиженно дёрнулся.
— Я на стройке не воровал! Чего кто взял — не ведаю!
— А не имелось ли каких непредусмотренных переделок?
— Ты меня к лихоимству не приплетай! Я работал честно! — взорвался Семён Ульяныч. — Я Петровича полюбил, а ему корысть выше дружбы! Он тать! Вот пущай и отвечает за свои грехи! Кнута не жалко!
