— Считай, двадцать связок по дюжине.
— А полозья-то выдержат?
— Выдержат, я велел обозникам дополнительные копылья вбить… Вот мешки с чугунной дробью пятилотовой, по пуду каждый. Вот железная дробь, рубленная жеребьями. Далее смотри. Сто лядунок. Колёса храповые. Ящики с кремнями. Здесь верёвок просмолённых двадцать буртов. Двести конских попон. Скобы. Там — до-щаничные припасы. В бочонках — смола. В кулях — пороховые картузы, есть по три мерки, есть по четыре.
— А где аптека? — как бы невзначай спросил Матвей Петрович.
— Вон баба принимает, — Ступин указал под навес летнего стойла.
Аптекой занималась Бригитта. Она бережно раскладывала в два сундука на санях какие-то мешочки и горшочки, доставленные в берестяных ларях.
— Здорова будь, кошка-бабочка, — заходя под навес, сказал Бригитте Матвей Петрович и незаметно подмигнул. — Прокофий, какого пса ты её на аптеку взял? Она же по-русски еле кумекает.
— Я говорить по-русски, — с достоинством возразила Бригитта.
— Она у шведов аптеку покупала, у вольдермана, — пояснил Ступин. — С ним по-ихнему говорить надо было.
Матвей Петрович сам попросил фон Вреха отрядить Бригитту вместе с обозом, но полуполковнику об этом знать было ни к чему.
— Ну, растолкуй тогда, что тут у тебя, — предложил Бригитте Гагарин.
— Это есть честнок от скорбут, — послушно начала показывать Бригитта. — Это чиповник. Варительный капуст в квасе от раненый гниль. Тереть хрен. Тщавель. Зверобой. Тщистотел. Сок полиыни.
— Ладно-ладно, — оборвал Матвей Петрович. — А муж при тебе?
— Мой солдат, — кивнул Ступин.
— До хмельного его не допускай. Он запойный.
— Запьёт — повешу.
— Ежели через неделю выйдете, когда думаешь у Ямыша быть?
— Через три месяца.
— А чего так долго? — удивился Матвей Петрович.
— Чем больше обоз, тем дольше провоз. Прикажи купцам от моего войска отцепиться, и быстрее поспею. Их шесть сотен человек — небось, сами себе защита. И без солдат не пропадут.
Вторую половину обоза составляли купцы с товарами. Они сами прилипли к Матвею Петровичу: возьми да возьми. Причина была в том, что с воинским обозом князь Гагарин отправлял казну — жалованье солдатам и офицерам. Ушлые купцы хотели там же, у крепости, устроить торг. Солдаты расхватают любые товары. Ради этой выгоды купцам не лень было тащиться за полторы тысячи вёрст. Матвей Петрович махнул на купцов рукой.
— Ладно, не ворчи, — сказал он Ступину. — С купцов тоже польза есть.
В Тобольске в торговом обороте вечно не хватало медной монеты, и купцы вернут солдатские деньги обратно в город.
Матвей Петрович издалека увидел, что на дворе Военного присутствия появился Ходжа Касым в толстом стёганом халате и в меховой шапке. Он пробрался между саней и работников и поклонился Матвею Петровичу.
— Дозволит ли мой господин поехать в его обозе и мне? — спросил он.
— А куда ты навострился, Касымка? — добродушно поинтересовался Гагарин. — Хочешь в воинской крепости лавку с коврами открыть?
— Нет, мой господин, — Касым ещё раз поклонился. — Я еду без товара. Хочу попасть в Кашгар к брату Юсуфу по торговым делам. С твоим обозом я хотя бы половину пути буду в безопасности. Я заплачу за твою милость.
— Ну, езжай, коли каждому солдату по кисету табака дашь, — хмыкнул Матвей Петрович.
— Семьсот кисетов? — против воли изумился Касым. — Это очень дорого!
— Тогда дуй в Кашгару в одиночку и кури свой табак сам.
— Один я погибну, ведь у нас война со степняками!
— Не бреши, нету никакой войны! — мгновенно разозлился Гагарин.
Касым спохватился, что сказал лишнее.
— Не гневайся, мой господин! — он согнулся ещё ниже. — Я уже согласен дать твоим солдатам табак! Я глупец!
Матвей Петрович недоверчиво оглядел Касыма с головы до ног.
— Ох, боюсь, это я глупец, — признался он. — Пускаю козла в огород.
Касым попятился, чтобы Гагарин не взял обратно своё разрешение.
Он еле удерживал себя в смирении перед губернатором. Каждое слово и каждое движение Гагарина казалось Касыму воплощением зла и разжигало ненависть. Касым шагал в Бухарскую слободу так широко, так стремительно, что верный Сайфутдин еле поспевал за ним. Что ж, пускай губернатор пока
