Касым погладил Назифу по голове. Аллах наградил его прекрасной женой, достойной Хадиджи, Зубейды и Шахразады. Разум у Назифы был холодный и ясный, как Зульфикар, меч Пророка; Назифа всегда находила один-единственный точный и безжалостный удар для изменения судьбы.
— Это верная мысль, Назифа, — согласился Касым, — но неисполнимая: сестра Хамуны убежала в леса, и никто не знает, где она.
— Тогда я могу бить Хамуну каждый день, пока ты будешь в отъезде.
— Зачем? — опять спросил Касым.
— Когда я была молода, а ты отлучался из дома, Бобо-жон всегда сёк меня плетью, и я ждала тебя как избавителя. Я мечтала о твоём возвращении. И Хамуна под моей плетью будет мечтать о тебе.
— Я не хочу причинять боль Хамуне, — подумав, отказался Касым.
— Ты любишь её больше, чем меня, — в голосе Назифы звучала горечь.
— Я старею, Назифа, — грустно произнёс Касым и снова погладил Назифу по голове. — Мой огонь разгорается только от Хамуны. Но придёт время, и её ложе остынет, как остыло твоё ложе. А мой очаг не остынет никогда, пока я жив. И твоё место всегда возле моего очага. Я очень добр к тебе, Назифа.
Глава 2
Зайсанг и нойон
Январская вьюга неслась по степи свободно и обвально, не встречая преград, и вдруг натыкалась на куртины и бастионы крепости, как ровная стремнина быстротока налетает на каменную гряду. Над ретраншементом клокотал шурган — воздушный порог, метельный котёл, снежный взрыв. В непроглядной ночной тьме над барбетами и кровлями казарм взвивались крутящиеся столбы, рвались полотнища, катились невесомые громады. Люди в землянках с тревогой слушали, как снаружи всё трещит и гулко хлопает.
Холодно было даже у офицеров. Даже офицеры спали, прижимаясь друг к другу, словно каторжники в острогах. Низкий потолок землянки оброс толстым серым инеем. Сырое бельё, развешенное на верёвках, раскачивалось от сквозняков. Дров не хватало всему гарнизону, и в блюде-жаровне горел крохотный костерок из хвороста: этот огонёк согревал только взгляды окоченевших людей. Офицеры сидели вокруг жаровни, напялив на себя всю одежду, и накрывались конскими попонами.
— Господа, можно уже без сомнения полагать, что гарнизону угрожает скорбут, — сказал капитан Рыбин. — У меня у половины баталиона поясницу ломит и колени, и синяки по всему телу. Надобно аптеку, а её нет.
Все знали, что аптеку должен доставить караван из Тобольска.
— Я захватил с собой мешок сушёной хвои, — сказал поручик Кузьмичёв. — Ежели у кого обнаружатся признаки скорбута, я готов помочь.
— Синяки и ломота — ещё терпимо, — вздохнул подпоручик Ежов. — Вот когда зубы начнут вываливаться — значит, беда.
— У меня в роте у нескольких солдат открылись язвы на руках и шее, — мрачно сообщил поручик Демарин. — Кто-нибудь знает, господа, бывают ли при скорбуте язвы? Или это какая-то другая зараза?
— От степняков могло всего нанести.
— Вряд ли. Четыре версты до юрги — изрядная дистанция.
— Попроси, Демарин, у Ивана Митрича, чтобы отвёл больным особливое жительство, — посоветовал Кузьмичёв. — От греха подальше.
— Когда скученно, всякий мор что огонь в соломе, — подтвердил Ежов.
Ренат слушал негромкие и невесёлые разговоры офицеров и думал, что ему пора уходить из ретраншемента. Он оттягивал это решение, сколько мог. Среди товарищей, пусть даже в холоде, ему лучше, чем среди степняков. И к калмыкам его отправят всё равно только весной. Однако в ретраншементе — скорбут и какие-то язвы. Язвы даже страшнее. На его батарее у одного из канониров тоже появились язвы. А скорбут — у каждого третьего.
И ещё караван с Бригиттой. Он идёт сюда по льду Иртыша. Наверное, он уже близко. Много ночей Ренат размышлял, как ему заполучить Бригитту. Дождаться её здесь и бежать вместе с ней? Но возле Бригитты всегда будет Цимс — куда же он денется от жены? Сумеет ли он, Ренат, обезвредить Цимса и вывести женщину из крепости, где полным-полно караулов? Вряд ли. Этот план ненадёжный. Лучше склонить степняков к нападению на караван, пока тот ещё не добрался до крепости. Степнякам — добыча, а ему — Гита.
Ренат поднялся с лежака и начал собираться: зарядил два пистолета, застегнул все застёжки, натянул на треуголку башлык и завязал шнурок.
— Вы куда, господин штык-юнкер? — спросил поручик Демарин.
— Проверю пушки. Нельзя, чтобы стволы забило снегом.
— Поторопитесь с возвращением, Юхан, — сказал поручик Каландер. — А то хворост в жаровне закончится.
На улице шурган ударил Рената в лицо, хлестнул по плечам снегом. Согнувшись, прикрываясь рукой, Ренат боком побрёл к бастиону.
