— У меня есть Мэри, просто пока она не может работать, — напомнил я. — А ты? Так вот придется жить своим домом, даже яичницу поджарить не сумеешь!
— А ты? — передразнил Сирил. — Тебе кто мешал это сделать?
— Гм… я об этом не подумал, — сознался я. — Я вообще не знал, есть ли в кладовой яйца. Но, в конце концов, их можно и сырыми выпить. Или сварить. В общем, Сирил, тебе пора жениться!
— Не понял, как из моей кулинарной несостоятельности вытекает необходимость женитьбы? — опешил он.
— А ты разве не собирался взять в жены миссис Вашингтон?
— Ну мало ли, что я собирался! — возмутился кузен. — Имею я право передумать?
— Я бы на это не рассчитывал, — сказал я, сходил за шляпой и вышел, оставив последнее слово за собой.
Девочки впервые ехали в таком роскошном автомобиле, а потому вели себя, как мышки, по-моему, даже дышать боялись.
— Вот тот дом, мистер, — сказала Оскар, когда мы подъехали к бывшему кварталу художников. — Видите? С чердаком таким… Облезлый. Вот в нем я и видела тот цветок, не знаю уж, ваш или нет. Вы езжайте, а мы пойдем себе, а то вдруг увидит кто…
— Погоди, возьми хоть денег! — спохватился я.
— Вы нам уже давали, да еще накормили, — ответила Ханна. — А тот это цветок или не тот, еще не известно. Спасибо, мистер, нам бежать надо!
С этими словами они выскользнули из машины и растворились между покосившимися обветшалыми домами.
Я посмотрел на указанный дом. По забавному стечению обстоятельств он был мне хорошо знаком: именно там я приобщался к высокому искусству с помощью художников наив-направления. Как много лет минуло с тех пор, подумал я с ностальгией, некоторые из тех энтузиастов и прославиться успели, видал я рекламные проспекты лондонских выставок.
Этот дом, несмотря на облезлые стены, выглядел чуть получше остальных, тут хотя бы помыли окна и покрасили рамы. Но это ерунда, главное, на подоконнике стояла моя Сигрид: я узнал бы ее из тысячи по кончикам ее иголок! И она цвела, моя бедная девочка, оставшаяся на полгода без хозяина…
Безо всяких сомнения я взбежал на крыльцо и постучал в дверь. Открыли не сразу, на пороге очутилась девочка ростом едва мне по пояс.
— Здравствуй, — сказал я, — а взрослые дома есть?
— Только я, — ответила она. — Все взрослые днем работают, вы не знали, мистер?
Я поперхнулся от неожиданности.
— Скажи, пожалуйста, ты из тех, кто переехал из шахтерского поселка?
— Да. Вы заходите в дом, мистер. Брать у нас нечего, на бандита вы не похожи, вроде приличный джентльмен, — она посторонилась, пропуская меня. Где-то в глубине дома хныкал ребенок. — Вы из комитета этого? Как его?..
— Попечительского? Нет, я по другому делу… Кстати, как тебя зовут?
— Агнес, — ответила она равнодушно. — Можно Несси, можно Энн, это как вам удобней, мне все равно. Так что за дело у вас?
Я присмотрелся. На вид ей было лет семь-восемь, хотя судя по худобе… наверно, больше. В форточку она пролезла бы запросто.
— У тебя на окне стоит цветок, — сказал я. — С колючками. Он мой.
Девочка вздрогнула и попятилась. В луче света, упавшем из приоткрытой двери, стали видны штопаные-перештопаные чулки и слишком короткое платьице, из которого она давно выросла. У Энн были красивые темные глаза и очень серьезное выражение лица.
— А чего это вы так решили? — спросила она.
— Будто я мою Сигрид не узнаю, — ответил я. — Откуда взяться такому растению в вашем районе? Ладно бы герань или бальзамин…
Девочка потупилась.
— Если это ты влезла ко мне на чердак и взяла Сигрид, то верни, пожалуйста, — попросил я. — Она мне дорога. Если хочешь, я взамен подарю тебе… да хоть ту же герань. С кактусом ты не справишься, погибнет, жалко же.
Энн всхлипнула, но тут же сжала губы и выпрямилась.
— Вы же в полицию заявите…
— Да нет, зачем? Кто станет искать похитителя кактусов, сама подумай?
— Я не нарочно, — произнесла она. — Я… просто цветок такой замечательный! У нас дома было много всяких, летом, конечно, ну и зимой вот герани цвели, у меня самые красивые! А забрать мне их не дали…
— Почему это? — удивился я.
— Потому что меня из милости соседка взяла, за детьми смотреть, пока сама работает, — мрачно ответила Энн. — А все мои в шахте остались. И отец, и мама с сестрой… Все же работали, Линн уже десять было, ее наняли отвалы разбирать, а мне рано еще… Ну и вот. И кому мои цветы нужны? Только вещи взяли, и то мало, не унести было…
Я промолчал — это было тяжело слышать.
