ясность мысли, я твердила себе, что это наконец-то проявились последствия психологической травмы, которую я получила в результате изнасилования и старательно подавляла в себе. Но эти мгновения просветления длились доли секунды и тонули в рыданиях. В голове мелькали ужасные картины моего детства, когда нашу семью выселяли из домов и квартир, а вместе с этими тяжелыми воспоминаниями пришло и осознание:
Я захлебывалась рыданиями и никак не могла остановиться; казалось, еще чуть-чуть, и у меня начнется истерика. Я кружила по палатке как заводная, едва не врезаясь в ее углы – того и гляди завалю. Неожиданно в палатку вбежали Майка с Титрит. Титрит сразу заключила меня в объятия, усадила на койку, стала укачивать, нашептывая слова утешения, которых я не понимала, но знала, что она пытается успокоить меня. Я зарылась лицом в ее плечо, изливая свое горе. Она все так же меня обнимала, но Майка держалась в стороне. Возможно, она знала, – учитывая то, что мне пришлось пережить, – что этот срыв давно должен был произойти. Возможно, она также понимала, что меня страшит лежащий за оазисом мир. В общем, она дала мне возможность выплакаться до изнеможения. Едва мои рыдания стихли, она тут же подошла и помогла Титрит переодеть меня в белую сорочку, в которой я обычно спала. Уложив меня на койку, она намазала бальзамом – совсем другим (с запахом пачули и ромашки) – мои виски и лоб, потом этим же снадобьем натерла мои ступни и, усадив меня, заставила выпить двойную дозу отвара, которым меня потчевали на ночь.
Перед тем как провалиться в сон, я успела схватить Майку и Титрит за руки и произнести одно слово:
–
Когда я проснулась и взглянула на часы, было уже почти одиннадцать следующего дня. Я обалдела. Неужели я проспала тринадцать часов? Встав с постели и переодеваясь из сорочки в джеллабу, я отметила, что физически чувствую себя гораздо крепче, чем прежде. Потом я задумалась о том, что будет, если Идир сдаст меня полиции, и снова впала в трясучее состояние. Но все же сумела одеться, обмотать лицо платком и дойти до туалета, не поддаваясь панике.
Когда вернулась к палатке, увидела возле нее Идира.
– Я хотел бы с вами поговорить, – сказал он.
– Конечно. – Я жестом пригласила его в палатку.
Идир решительно покачал головой, и я тотчас же пожалела о своей бестактности: он ни за что не остался бы в палатке наедине с женщиной, которая не приходится ему матерью, женой или дочерью. Идир показал на палатку, в которой мы ужинали. Я последовала за ним, сняв паранджу, когда мы вошли в палатку. Мы там оказались не одни. Титрит резала овощи, готовила обед. Она ни разу не взглянула на меня. Идир склонился над маленькой газовой плиткой, зажег ее, поставил кипятиться воду в небольшом чайнике, открыл жестяную банку, бросил большую горсть мяты в заварочный чайник, залил ее кипятком, подождал несколько минут, пока настоится. Ни слова не было сказано, пока он заваривал чай. Наполнив два стакана, один он дал мне и кивнул с серьезным видом в ответ на мое «спасибо». Затем кивком предложил мне сесть на один из двух табуретов.
– Я знаю, что с вами произошло, – заговорил он на своем неуверенном французском. – Я очень вам сочувствую и не хочу вас судить. Но… вас ищет полиция. Если им станет известно, что вы здесь, нас обвинят в укрывательстве. У нас возникнут проблемы. Вы должны уйти.
Я кивком дала понять, что понимаю его решение.
– Я знаю, что у вас украли все деньги и документы, – продолжал он.
– Я не знаю, что мне делать. После нападения мне очень нездоровилось… и я всегда, до конца своих дней, буду помнить доброту – вашу и всей вашей семьи. Но я пока еще не думала, как мне быть дальше.
Идир пожевал губами.
– Человек, который забирает на продажу ковры и другие вещи, которые делают наши женщины… он будет здесь сегодня ближе к вечеру. Я попрошу его взять вас с собой. Он поедет в Марракеш, но обычно по пути он делает много остановок.
– Вы должны предупредить его, что меня разыскивает полиция.
– Конечно, я его предупрежу. Он – мой друг. А сейчас идите в свою палатку. Подумайте о том, как раздобыть деньги и документы – вам понадобится и то и другое. Жена позовет вас, когда приедет машина. Этого человека зовут Аатиф.
Идир напоследок кивнул и покинул палатку.
Пару минут спустя, вернувшись в свое крошечное жилище, которое я собиралась покинуть через несколько часов, я попыталась придумать, как решить свою неразрешимую проблему. Задача эта была не из легких. Примерно с час или два, вспомнив свои профессиональные навыки, я оценивала имеющиеся в моем распоряжении активы. Их практически не было. Допустим, я нашла бы телефон, позвонила в США Мортону и попросила прислать мне денег. Допустим, история моего исчезновения попала в международные информационные службы и получила распространение в Интернете – не бог весть какое событие, но сообщение о муже и жене, которые пропали в одной из североафриканских стран, причем по отдельности, да еще при скандальных обстоятельствах, вызовет интерес. Даже если Мортон переведет деньги в какой-нибудь банк или отдаленный филиал компании «Томас Кук» [123], чтобы получить их, я должна буду предъявить паспорт. Документов, удостоверяющих мою личность, у меня нет. Зато есть «небольшая
