Пыльца в крови

Притворяйся, притворяйся. Иначе невидимая плеть хлестанет и вырвет добычу.

Он подошел сзади и обвил частью самого себя окаменевшую зверушку.

– У меня только одна одежда, – глухо сообщил Тим.

– Помочь снять?

– Иди к черту, изоморф! – голос осип на последнем звуке, выдавая жажду и страх Чаги.

Хотел бы я взглянуть на этого черта. Наверное, он внизу, под городом, среди настоящих, живых Просторов.

Ирт продолжал меняться, обвивая не податливое, но и не сопротивляющееся тело. В белом, все еще влажном одеянии.

Если он окажется на грани, то ты получишь электромагнитный разряд…

Он не окажется. Пока.

Я войду мягко и нежно, как режущий луч. Сначала в шею, где так много переполненных кровью вен, где он так чувствителен, потом переберусь ниже, где в нежном тепле плоти бьется испуганным зверьком сердце.

Проникая в Чагу медленно и осторожно, Ирт почти терял ощущение их разделенности. Ему казалось, что он вот-вот вырвет из дрожащего внутри него человека тайну неизменности и постоянных трансформаций, которые отражались только в его странных необыкновенно синих глазах.

Ты пророс в него, Ирт. Пророс гораздо глубже, чем думаешь сам.

Межа

Фронт набухших серостью облаков закрывал небо. Обнявшись, они шли под дождем по полупустому городу. Теплые струи сделали волосы Джеки еще темнее, и они липли к ее лицу непослушными тяжелыми прядями. По лысому черепу Майкла вода текла, не задерживаясь, за уши, по шее и под ворот рубашки. В этот момент он почти ненавидел свои информационные погружения, требовавшие свободной от волос головы.

Майкл прикоснулся губами к виску Джеки, собирая капли воды. Ее кожа была прохладной, и она вздрогнула всем телом от прикосновения.

– Ты же замерзла.

– Вовсе нет. Меня греет твоя рука.

Майкл улыбнулся. Он знал, что всегда был горячий, даже в зимнюю погоду ему хотелось скинуть перчатки, и раздражала шапка на голове. Хотя одежда всегда сохраняла идеальную температуру, все равно как-то ощущалась на теле, в отличие от силовой защиты. Но постоянно таскать на себе силовой слой было слишком расточительно.

– Не похоже, что этого достаточно. Давай закроемся полем или долетим до дома на скутере.

– Ни за что! Это так романтично – гулять под дождем и согреваться от объятий.

– А потом простудишься, будешь кашлять и разбрасывать по дому мокрые носовые платки.

– Что за глупости, Майкл, в наше время никто не простывает. И какие еще носовые платки?

Он рассмеялся и откинул голову, закрывая глаза от дождевых струй.

– Какая ты все-таки дремучая, Джеки! Ты не знаешь, что делал простуженный человек еще четыре тысячелетия назад?

– И что?

– Он выдувал сопли из носа в тряпочки.

– Фу!

– О! Это не все. Еще он лил в нос и горло всякую вонючую гадость.

Джеки внезапно остановилась и посмотрела на него с выражением дурашливого ужаса от внезапной догадки.

– Подожди, подожди, Майкл! Носовой платок, который изящно носят в кармане смокинга, на самом деле нужен для того, чтобы заполнять его слизью из носа?

– Ну да.

– Кошмар! Я думала это для того, чтобы промокнуть губы, смахнуть упавшую дождевую каплю, но украшать элегантную вечернюю одежду приспособлением для соплей – это дурной вкус.

– Ерунда, – пожал плечами Майкл. – По-моему, очень практично. Можно дать высморкаться промокшей под дождем даме.

– Увы, ты не сможешь мне так услужить.

– Все из-за проклятого технического развития и этих генных прививок, которые лишили мир простуженных и хрупких девушек.

Возможно, не полностью лишили. Среди соцданов и поклонников натуральной жизни было немало тех, кто носил шитую нитками одежду и избегал ставить генные прививки себе и своим детям. Их не трогали. Но если возникала серьезная угроза жизни и здоровью детей, государство вмешивалось