– Ну… – замялся комбат, не понимая, куда клонит инспектор. Неужели в министерстве решили уменьшить танковый парк батальона? – Спиноза, конечно, очень сильная боевая единица… конкретно… Но… И еще он, господин полковник, стихи сочиняет. Хорошие стихи!
– Вот именно, – кивнул Бурчага. – Очень сильная боевая единица. И это не просто машина. Стихи сочиняет, говорите, а может, и еще что-нибудь сочиняет. То есть по-своему разумная машина, которая выполняет приказы. Но тут главное не то, что она выполняет приказы, а то, что она разумная. А значит, способная, в принципе, принимать самостоятельные решения. Согласны, постмайор?
– Ну… – опять протянул Милица. – От командира экипажа никаких докладов насчет этого не поступало.
– И очень хорошо, что не поступало, – сказал инспектор и хлебнул свою смесь. Осторожно выдохнул и задал неожиданный вопрос: – Как вы думаете, постмайор, чем принципиально отличается пивной автомат от бармена?
– Ну… – немного растерялся комбат. Он машинально выпил стопку «Фортицы», вспомнил бармена из ближайшего придорожного кабака «Место встреч» и выпалил: – У автомата бороды нет!
– И это тоже, – усмехнулся инспектор. – Но я имел в виду другую плоскость разреза. Вы платите – и автомат, если он исправен, выдает вам пиво. Если оно в нем есть. Подменить пиво он не может и разбавить тоже не может. То есть другого не дано: заплатили – получили. А в случае с барменом?
– А тут есть варианты! – сообразил Милица. – Может недолить. Или вообще не нальет: мол, клиент и так слишком пьян!
– В самый корень, постмайор! – торжествующе сказал Бурчага и допил свой бокал до дна. Опять длинно выдохнул и продолжил: – Что я хотел сказать этой своей метафорической аллегорией? А хотел я сказать, постмайор, что обычное боевое устройство, получив любую команду, безоговорочно выполняет ее. В пределах, конечно, своих возможностей. А ваш Спиноза может ее и не выполнить. Что-то там у него в мозгах заскочит – и все! А теперь представьте, что такая пертурбация случится в боевой обстановке. Ну вот не пожелает он стрелять по противнику. И что тогда?
– На учениях ничего подобного не было, господин подполковник, – пробормотал Милица.
– Не было, – подтвердил Бурчага. – Но где гарантия, что и впредь не будет? Нет такой гарантии, постмайор! Что главное в боевой машине? Надежность! Экипаж должен быть уверен, что машина не подведет. А в случае с вашим Спинозой такой уверенности нет. Если у вас есть возражения, я готов их выслушать.
Милица варился в армейском котле далеко не первый год и прекрасно понимал, что его мнение в данном случае инспектора совершенно не интересует. Судя по всему, решение уже принято, и Бенедикту Спинозе в танковом батальоне больше не бывать. И не только в батальоне?
– Ненадежная боевая техника – это вещь недопустимая, господин подполковник, – отводя взгляд, произнес он. – На гражданке, может, и сойдет, но в армии…
– Я так и знал, что вы все правильно поймете, постмайор, – удовлетворенно сказал Бурчага. – Напитки у вас хорошие, качественные.
– Рад стараться, господин подполковник, – пробормотал Милица. – И что со Спинозой будет? На переплавку?
– Почему на переплавку? – округлил совершенно ясные глаза инспектор. – Кому это пришло бы в голову уничтожать столь уникальную машину? Коль дальразведчики и ученые ее арендовали, значит, они в ней заинтересованы, она им пользу приносит. Пусть покупают, даже и со скидкой, и будет ваш Спиноза трудиться на благо науки. Использоваться, так сказать, в мирных целях.
– Вот это отличный подход, господин подполковник! – расцвел Милица. – И мы не в убытке, и им хорошо!
– Приятно, что вы оценили, постмайор, – улыбнулся Бурчага. – Не кажется ли вам, что это хороший повод вновь наполнить емкости и осушить их? И хватит уже скромничать, постмайор! Что это вы за привычку взяли – пить из наперстка? Не тот случай! Наливайте себе как положено!
– Слушаюсь, господин подполковник! – с легкой душой воскликнул комбат, выбрал бокал под стать инспекторскому и опростал туда недопитую бутылку «Фортицы деликатной».
– Другое дело, постмайор! Совсем другое дело!
А потом они вместе запели военные песни. Получалось не очень складно, однако весьма душевно.
В небольшой каюте Ярилы Мурманского было не повернуться, потому что теперь в ней толпились десять персон. Все смотрели на экран, где полыхал Огненный источник, и наперебой обсуждали ситуацию. Ярила Мурманский морщился, обхватив голову руками, и наконец не выдержал.
– Господа! – загремел он. – Прошу всех перейти в кают-компанию! Там тоже есть экран! Мы же сейчас тут задохнемся!
– Да-да, – поддержал его Макнери. – Тут же спиртом все пропахло, мы с командиром проводили кое-какие эксперименты.
Ни по его виду, ни по виду Мурманского нельзя было сказать, что эксперименты эти они проводили на себе.
– Надеюсь, картина фиксируется? – осведомился Арди Крух. – Не вызывает сомнения тот факт, что она представляет огромную ценность для науки! Это же какая-то совершенно уникальная область пространства!
