бывал дома, в Ручейках, всего два или три раза. А так жил то в гостиницах, то в арендованных квартирах, а когда отбывал наказание, о жилье вообще можно было не заботиться – место в тюремной камере ему предоставляло государство.
В деньгах он сейчас не нуждался, никаких обязательств ни перед кем не имел и мог провести в родительском доме столько времени, сколько ему заблагорассудится. А дальше?
Груйк решил пока не строить планов на будущее. «Мне нужна передышка», – сказал он себе и перестал думать на эту тему.
Однако общение с Шерлоком Тумбергом, магами, танкистами и Бенедиктом Спинозой не прошли бесследно. Внешне Дасаль оставался прежним, но чувствовал, что внутри происходят какие-то перемены. Точнее, пока не перемены – просто что-то в глубине словно сдвинулось с места и не собиралось возвращаться на прежнюю позицию. Дасаль очень не хотел, да и не привык копаться в себе, но не мог избавиться от ощущения, что его сносит с накатанной жизненной колеи.
В ожидании посадки на дальнолет груйк побродил по космопорту, привычно окидывая оценивающим взглядом украшения пассажиров. А потом увидел перед собой вывеску «Наливай-ка!» – и вопрос о том, как провести оставшееся до посадки время отпал сам собой. Правда, подумал Дасаль не о крепких спиртных напитках, а о хорошем пиве, бокальчик которого уместен всегда и везде. Самым дорогостоящим в «Наливай-ке!» оказалось светлое пиво «Северное сияние», и это был как раз тот случай, когда качество вполне соответствует цене. Дасаль прихлебывал пенный напиток, никого из посетителей особенно не разглядывая, – но тут сидящий вполоборота к нему плотный мужчина в белом повернул голову, и груйк узнал его. Забрав свой бокал, Дасаль направился туда, сел напротив старого знакомого и широко улыбнулся:
– Привет, Рыжий!
Волосы у мужчины действительно были рыжеватыми, аккуратно уложенными в короткую прическу. Перед ним стоял изящный бокал с чем-то золотистым, похожим на сухое вино, а на тарелке лежали розовые шарики булек в собственном соку. Мужчина, изогнув бровь, воззрился на Дасаля, и на его почти квадратном лице обозначилось выражение, очень походящее на недовольство. Во всяком случае, радости там точно не было. Таким взглядом смотрят на знакомого, общаться с которым не имеют никакого желания.
– Привет, Садаль, – кивнул мужчина. – Только я не Рыжий, а Трист Виндор, заруби это себе на носу. Рыжие остались сам знаешь где.
– Так и я не Садаль, а Дасаль, – с некоторым смущением произнес груйк, разочарованный таким отношением к себе. – Станис Дасаль.
Да, совсем не такой реакции ожидал он от соседа по камере времен первой отсидки. Большого удовлетворения от того периода своей жизни груйк не получил, но, выйдя на свободу, не прекратил заниматься противозаконными делами. Просто призвал себя работать так, чтобы впредь не попадаться.
– Ну, Дасаль – и что? – жестким тоном спросил бывший сокамерник.
– Дык… это… – растерялся груйк. – Просто вижу – кореш сидит, Рыжий… э-э… то есть Трист… Вот, решил подгрести. – Умелец качнул недопитым бокалом. – Побакланить за жизнь…
– Я тебе не кореш, – осадил его Виндор, – и разговаривать мне с тобой некогда, да и не о чем. Разговоры наши на крытке остались, и у меня давным-давно другая жизнь. Честный бизнес, и по сторонам все время смотреть не надо и шарахаться от каждого полицейского. Если ты все еще старыми делами занимаешься, то советую завязывать. Ставить точку. И жить по-новому. Не люблю я прошлое вспоминать, так что не маячь тут, не лезь с разговорами. А если имеешь какое-то коммерческое предложение, то обращайся в мой офис.
– Да нет у меня никаких предложений, – пробормотал Умелец. – Просто хотел пообщаться. Но теперь уже не хочу. Давай, Рыжий, не кашляй.
– Не страдаю, – усмехнулся Трист Виндор, подцепил ложечкой бульку и отправил в рот.
А Дасаль поставил на стол свое пиво и зашагал к выходу.
«Завязал Рыжий и поднялся… Может, тоже бизнесом заняться? Легальным…»
Но заниматься бизнесом Умельцу не хотелось.
Эта встреча подпортила ему настроение, и до самой посадки Дасаль просидел в зале ожидания, пытаясь развлечь себя играми на комме. Уже поднимаясь на борт дальнолета, груйк спохватился, что не купил никаких подарков родне. Подумав, он пришел к мысли заменить подарки деньгами – отец с матерью лучше знают, что им нужно, вот пускай и распоряжаются на свое усмотрение. И сами решают, какие суммы выделить другим родственникам.
Путь до Макатронии был сравнительно коротким. Груйк проводил время в каюте, попивая пиво и любуясь коллекциями украшений на сайтах разных музеев Межзвездного Союза. Сердце то сладко замирало, то принималось учащенно биться при виде особенно красивого перстня или вычурного браслета. В какой-то момент Дасаль поймал себя на том, что думает о Можае. Он уже читал информацию об этой планете и знал, что, кроме роомохов, там существуют и другие автохтоны, стоящие на более высокой ступени развития, с довольно давней историей. И конечно же, там есть захоронения, а значит – есть и всякие ценные раритетные вещицы. И не только в захоронениях. Если побродить по Можаю, то можно много чего обнаружить…
Правда, на ноге у него браслет, и полиция контролирует его перемещения – но ведь когда-то же этот браслет снимут!
«И вот тогда уж…» – мечтательно прищурился груйк.
Но вспомнил о своей встрече с Тристом Виндором, порвавшим с преступным прошлым, – и призадумался.
Прибыв на родную планету, Станис Дасаль перекусил в портовой таверне и полетел в Пардинские горы, к «надежному причалу» в тихом селении
