пойдем ко мне в шалаш за добавкой. Там и оприходуем.
– Нет, дед, – решительно отказался Дасаль. – У меня с желудком проблемы, так что я пас. Сколько смог – столько и газанул. Хоть и хорош зинзибер, но здоровье дороже. Мне еще консультации давать надо, в натуре.
– Ну, смотри, парнишка, – не стал возражать Кущарь. – Тогда я пошел, мне на посту нужно быть, наблюдать, факт!
Что он мог бы наблюдать в сгущающихся сумерках, дед не уточнил.
– А я, пожалуй, к братану с сеструхой намылюсь, в Кеви, – решил Дасаль. – Они-то, надеюсь, не бабахнулись…
– Не верь собственной надежде – тем приятнее будет, если она осуществится, – афористично выразился дед Напас и, пошатываясь, удалился. Забрав с собой бутылку, в которой самогона было едва ли на палец.
А Станис, отказавшись от практики сюрпризов, позвонил брату.
Гранис отозвался сразу, будто ждал этого звонка, хотя Умелец уже давненько не общался с братом. Из комма Станиса полилась музыка – вечернее веселье в столичном ресторане, где Гранис играл на битреме, было в полном разгаре.
– О, а я только собрался тебя набрать – вдруг ты здесь, на Макатронии? – сказал Гранис вместо приветствия, словно они виделись каких-нибудь полчаса назад. – Только что приходил какой-то тип, бородатый и глаза бегают – спрашивал, не знаю ли я, где тебя искать. Явно не из полиции – скорее, наоборот. Ясное дело, я сказал, что не знаю. Да я и действительно не знаю! Ты же вестей о себе не подаешь и в гости не заглядываешь.
– Да все как-то не получается, – пробормотал Станис, лихорадочно перебирая в памяти обманутых им клиентов и прочих лиц, которые могли бы его разыскивать.
«Боагенго! – колоколом ударило в голове. – Портовая таверна!»
Тот тип, которого он, Дасаль, помог сцапать в «Трех пексарях», вероятно, воспользовался правом на звонок и рассказал своим подельникам о заложившем его груйке. И те принялись искать следы. Но как «черный археолог» узнал имя? Да вот ведь как-то же узнал!
«Рвать когти отсюда! И как можно быстрее! – мысли метались, задевая и толкая друг друга. – Забиться в такую глушь, где никто никогда… На Можай!»
– Ты сейчас где? – спросил брат. – Давно прилетел?
– Я… – Станис замялся. – В общем, уже улетаю. Спасибо, что предупредил. Как ты, как сестренка?
– Нормально, – ответил Гранис. – Я играю, она пляшет и все-такое. Может, скоро замуж выйдет… если получится.
– Понятно, – торопливо сказал Умелец. – Ты там проследи, чтобы ее не киданули. Я потом с тобой свяжусь.
– Не киданут, – заверил брат. – А ты будь поосторожней.
– Сам знаю – жизнь научила. Ладно, сеструхе привет. Пока!
Как только лицо Граниса исчезло с экранчика комма, Станис вызвал такси и зашагал к платформе у оврага. Было уже совсем темно, фонари не горели – вероятно, дед Кущарь в целях экономии отключил уличное освещение, – а высыпавшие на небо звезды света почти не давали. Хорошо что дорога была знакомой, хоженой-перехоженой – до платформы Умелец добрался, споткнувшись всего раза два-три. Да и то не из-за потемок, а из-за самогона – хоть и выпил он всего ничего, но забористая чичкуха баланс в организме все же нарушила. Вокруг по-прежнему было пустынно, скот вернулся в свои автоматизированные стойла, и деда Напаса тоже не было слышно.
«Заскочу в Три Горы, там и захаваю что-нибудь», – подумал Станис. Ему все-таки хотелось повидать городок, в котором он когда-то учился.
Умелец вновь достал комм и заказал билет до Можая.
…Место учебы встретило его тишиной и малолюдьем. Дасаль прошелся по знакомым улицам, ощущая какое-то сладостно-болезненное томление в груди, и свернул к раздвинутым дверям ресторана «Вкус гор», зазывавшего посетителей ночными пятидесятипроцентными скидками.
Несмотря на эту рекламу, в зале ресторана в столь поздний час едва ли можно было насчитать и десяток любителей поужинать перед сном. В одном углу кучковалась группа темнокожих туристов, в другом вели оживленную беседу трое мужчин – как положено, со спиртным, и в немалом количестве: на столе стояли две пустых бутылки и одна едва начатая. А наискосок от них, ближе в дверям, сидела боком к Дасалю какая-то темноволосая женщина в бордовом платье. Она держала в руке узкий вытянутый бокал, предназначенный для сухих вин. Именно сухое вино, судя по цвету, женщина и потягивала, глядя на украшенную горными пейзажами стену зала. Тут играла музыка, но доносилась она словно издалека и не била по ушам.
Впрочем, о музыке Дасаль забыл в тот же миг, как женщина повернула к нему лицо. Груйк обомлел и почувствовал, что сердце его проваливается в бездну.
«Этого не может быть, – сказал он себе. – Обман зрения?»
Он знал, он был уверен в том, что это не обман зрения. А потом его осенило – он понял, как такое стало возможным.
«Ну конечно!» – мысленно воскликнул Дасаль.
Ему очень хотелось считать, что это именно так.
Немного придя в себя, Умелец направился к женщине – сердце его колотилось, кровь стучала в висках. Он то и дело натыкался на стулья и столы, потому что не сводил с нее глаз. Она же вновь перевела взгляд на стену и отпила из бокала.
