— У них по меньшей мере дюжина банд, — сказал Элфволд. — А вполне возможно, и двадцать.
— А сколько людей мы сможем повести против них? — уважительно спросила Этельфлэд мужа.
— Пятнадцать сотен, — угрюмо ответил он.
— У нас должно быть больше воинов, чем пятнадцать сотен! — сказала Этельфлэд.
— Твой отец, — отозвался Этельред (он не смог воспротивиться искушению произнести эти два слова с насмешкой), — настаивал на том, чтобы мы оставили пятьсот человек для защиты Лундена.
— Я думал, гарнизон Лундена состоит из восточных саксов, — вставил я.
Я хорошо это знал, потому что сам командовал тамошним гарнизоном в течение пяти лет.
— Альфред оставил триста человек в Лундене, — сказал епископ Ассер, заставляя себя говорить сердечно, — остальные должны были отправиться в Винтанкестер.
— Почему?
— Потому что Хэстен послал нам предупреждение, — горько проговорил епископ.
Он помолчал, его лицо хорька заметно дернулось.
— Он предупредил, что ты и северные ярлы собираетесь напасть на Уэссекс.
Нельзя было не расслышать ненависть в его голосе.
— Он был прав?
Я колебался. Я не выдал планов Рагнара, потому что тот был моим другом — я оставил это на волю судьбы, — но Хэстен, оказывается, уже предупредил Альфреда. Он поступил так, несомненно, для того, чтобы не пустить войска восточных саксов в Мерсию, и, похоже, его предупреждение достигло цели.
— Ну? — поторопил Этельред, осознав, что я попал в неловкое положение.
— Ярлы Нортумбрии обсуждали нападение на Уэссекс, — слабо проговорил я.
— И они нападут? — выпытывал Ассер.
— Вероятно, — ответил я.
— «Вероятно», — издевательски повторил епископ Ассер. — А какова в этом твоя роль, господин Утред? — Насмешка, с которой он произнес мое имя, была острой, как клинок Вздоха Змея. — Ввести нас в заблуждение? Предать нас? Перебить еще больше христиан?
Он снова встал, осознав свое преимущество, и прокричал:
— Именем Христа! Я приказываю арестовать этого человека!
Никто не двинулся, чтобы меня схватить.
Этельред сделал жест двум своим гвардейцам, но этому жесту не хватало убедительности, и ни один из них не шевельнулся.
— Господин Утред здесь, чтобы защитить меня, — прервала молчание Этельфлэд.
— У тебя есть для защиты воины всего народа, — сказал Ассер, обводя рукой людей, сидящих на скамьях.
— Зачем мне нужны воины всего народа, если у меня есть господин Утред? — спросила Этельфлэд.
— Господину Утреду, — резко отозвался Ассер, — нельзя доверять.
— Вы только послушайте этого валлийского засранца, — обратился я к сидящим на скамьях. — Валлиец говорит, что саксам нельзя доверять? Сколько из вас потеряли своих друзей, сыновей или братьев из-за предательства валлийцев? Если датчане — худшие враги Мерсии, то сразу за ними следуют валлийцы. Мы собираемся брать уроки верности у валлийца?
Я услышал, как отец Пирлиг что-то бормочет за моей спиной, но он опять говорил на валлийском. Подозреваю, он оскорблял меня, но он хорошо понимал, почему я все это говорю.
Я взывал к глубоко укоренившемуся недоверию всех мерсийцев к валлийцам. С тех пор, как появилась Мерсия, где-то в дебрях забытых времен, валлийцы совершали набеги на земли саксов, чтобы угонять скот, забирать женщин и ценности. Они называли нашу землю своей «потерянной землей», и в сердцах валлийцев вечно жило желание прогнать саксов обратно за моря. Поэтому мало кто в зале Этельреда питал любовь к своим вековечным врагам.
— Валлийцы — христиане! — закричал Ассер. — И теперь пришла пора всем христианам объединиться против грязных язычников, которые угрожают нашей вере. Смотрите! — Он снова показал на меня пальцем. — Господин Утред носит символ Тора. Он — идолопоклонник, язычник, враг нашего всемилостивого господа Христа!
— Он — мой друг, — сказала Этельфлэд. — И я доверяю ему мою жизнь.
— Он — идолопоклонник! — повторил Ассер, очевидно, считая это худшим, что он может обо мне сказать. — Он нарушил клятву! Он убил святого! Он враг всего, что нам дорого, он…
Его голос замер.
