стоял на укреплениях и наблюдал за дальним берегом реки.
Датчане, которые вчера переправились на наш берег, вернулись обратно еще до наступления темноты. Я видел дым их костров, поднимающийся между деревьями, но единственными врагами в поле моего зрения были двое часовых, присевших у берега реки.
На мгновение я испытал искушение бросить все, что задумал, вместо этого повести шестьсот человек через реку и позволить им разорить лагерь Харальда, но искушение было мимолетным.
Я предположил, что большинство людей Харальда в Годелмингаме, и к тому времени, как мы до них доберемся, они полностью проснутся.
Водоворот внезапной битвы может дать свой результат, но датчане неминуемо поймут, что на их стороне — преимущество в численности, и разорвут нас в кровавые клочья.
Я хотел сдержать обещание, данное Этельфлэд. Я хотел убить их всех.
Когда встало солнце, я сделал свой первый ход, и сделал его шумно.
В Эскенгаме затрубили рога, потом северные ворота отворились, и четыре сотни всадников устремились в поля. Первые всадники остановились на берегу реки, там, где их ясно видели датчане, и ждали, пока остальные проедут через ворота. Как только все четыре сотни собрались вместе, они повернули на запад и быстро поскакали под деревьями к дороге, ведущей к Винтанкестеру.
Я все еще стоял на укреплениях, откуда наблюдал, как датчане собрались и уставились на то, что происходит на нашем берегу. Я не сомневался, что гонцы уже мчатся галопом, чтобы найти Харальда и сообщить ему, что армия саксов отступает.
Только мы не отступали, потому что, едва очутившись под деревьями, четыреста человек сделали крюк, вернулись назад и снова въехали в Эскенгам через западные ворота, скрытые от глаз врага.
Вот тогда я спустился на главную улицу и сел в седло Смоки. Я оделся для войны — кольчуга, золото и железо.
Альфред появился в дверях церкви, полуприкрыв глаза, когда внезапно после священного полумрака очутился на солнечном свете. Он ответил кивком на мое приветствие, но ничего не сказал.
Этельред, мой кузен, был куда громогласнее: он требовал, чтобы ему сказали, где его жена. Я слышал, как слуга доложил, что Этельфлэд молится в женском монастыре. Это, казалось, удовлетворило Этельреда, который громко заверил меня, что его мерсийские войска будут ждать у Феарнхэмма.
— Алдхельм — хороший человек, — сказал он. — Ему нравится сражаться.
— Рад этому, — ответил я, притворяясь другом кузена — точно так же, как Этельред притворялся, что не давал никаких секретных наставлений отступить на север, если Алдхельм испугается численности противостоящих врагов.
Я даже протянул руку, нагнувшись с высокого седла Смоки, и громко провозгласил:
— Мы завоюем великую победу, господин Этельред.
Его на миг как будто удивила моя любезность, но, тем не менее, он пожал мою руку.
— С Божьей помощью, кузен, — сказал он. — С Божьей помощью.
— Я буду молиться об этом, — ответил я.
Король кинул на меня подозрительный взгляд, но я только жизнерадостно улыбнулся.
— Приведи войска, когда ты сочтешь, что настал подходящий момент, — окликнул я сына Альфреда, Эдуарда. — И всегда слушайся советов господина Этельреда.
Эдуард посмотрел на отца в поисках указаний — что ответить, но указаний не последовало. Эдуард нервно кивнул.
— Я так и поступлю, господин Утред. И да будет с вами Господь!
Господь, может, и будет со мой, но Этельред — нет. Он решил отправиться с войсками восточных саксов, которые последуют за датчанами, — и, таким образом, стать частью молота, что сокрушит войска Харальда на наковальне мерсийских воинов. Я немного опасался, что Этельред захочет отправиться со мной, но он решил остаться с шурином, и это имело смысл: если Алдхельм вздумает отступить, обвинить в том Этельреда будет нельзя.
Я подозревал, что имелась еще одна причина. Когда Альфред умрет, Эдуарда провозгласят королем, но только если витан[5] не захочет возвести на трон более зрелого и опытного человека. И Этельред, без сомнения, верил, что завоюет больше славы, сражаясь сегодня вместе с восточными саксами.
Я натянул шлем с головой волка и послал Смоку к угрюмому Стеапе, который ожидал рядом с кузней, облаченный в кольчугу и увешанный оружием. Из дверей вился дым горящего угля.
Я наклонился и хлопнул друга по шлему.
— Ты знаешь, что делать?
— Расскажи мне это еще раз, — прорычал он, — и я вырву у тебя печень и зажарю ее.
Я ухмыльнулся.
— Увидимся вечером.
Я делал вид, что восточными саксами командует Эдуард, а Этельред — его главный советник, но на самом деле доверил Стеапе позаботиться о
