Я ему ответила:
– Настоящие мужчины никогда не списывают физику. Но впрочем, мне не жалко.
А он меня возненавидел.
Ганна, та совсем ничего не понимает в физике, а он с ней ходит в кафе. Я видела их однажды на улице: она порхала легкой походкой, как стрекоза, и глазела по сторонам. А он смотрел лишь на нее и краснел. Почти как у Окуджавы (у моих родителей много его пластинок и катушек магнитофонных). И в одной песне есть такие слова: «Что касается меня, то я опять гляжу на вас, а вы глядите на него, а он глядит в пространство..»
Сейчас я постараюсь рассказать самой себе про всё, что случилось.
Жизнь меня бьет неслабо. Я никогда не забуду этот Новый год! Всю осень занималась с Ганной. Тянула ее, как репку. Мне хотелось, чтобы она поняла: наука гораздо заманчивее прикида. Ганна кивала, кивала и вдруг произвела следующий вывод:
– Ты не расстраивайся. Я поговорю с Туполевым, чтобы он с тобой, когда будет «па-а-ти», тоже потанцевал.
Что за чудовищная логика! И потом, я же не умею танцевать. Даже основу основ – вальс-квадрат.
Ганна получила по математике вожделенную четверку и обещанные «шузы». Ко мне она больше не подошла ни на вечере, ни после! Я понимаю: в счастье человек эгоистичен, но не до такой же степени!
На контрольной по алгебре (за полугодие!) Эллочка, проходя мимо моей парты, прошипела вдруг:
– Помоги Васипову!
Я обалдела просто. А Алевтина потом объяснила мне, что наши отметки для Эллочки имеют большое значение – они всё равно что аттестация мастерства. А какое уж тут мастерство, если Васипов за полгода ни в зуб ногой. Она ведь ему ничего не объясняла, только насмехалась.
Я лихорадочно настрочила Валере Васипову решение – хорошо, что у нас с ним один вариант! Но опыта-то в шпаргалках у меня не имелось никакого. Эта была моя первая и, думаю, последняя шпаргалка в жизни.
Васипов, лучась глазами, благодарно замотал головой. На самом деле он не понял в моем листочке ровным счетом ничего. Запись оказалась для него чересчур мудреной.
Эллочка презрительно сказала потом так, чтобы все слышали:
– Дурдом, а не класс – «Пряжка, дом один»! Психбольница, кто не знает. У одной горе от ума – шпору в простоте не напишет. А другой… вообще случай клинический. Пень пнем!
Я, конечно, распсиховалась. Мне хотелось спросить у Васипова: «Что ж ты тогда кивал, а?» Но я не спросила.
Хорошо, что не спросила. А то совсем стыдно было бы сейчас. Но про Васипова расскажу отдельно.
Вернусь пока к школьному вечеру. Мне купили обновку – розовое платье. Теперь-то я вижу, что оно поросячьего цвета. А тогда мне понравилось.
На вечере мы с Алевтиной постояли, постояли у стенки и ретировались. Она мне посоветовала нагрянуть в старую школу. Я долго раздумывала, но всё же решилась.
После новой старая школа мне показалась маленькой и темной. Но это ничего. Главное, увидела девчонок, кинулась к ним как сумасшедшая. А Танька Иванова возьми и плюнь мне в лицо:
– Что же это ты, Саня, надела такое детское платье? Ты и так выглядишь моложе своих лет! А в нем так вообще детский сад! Наша крошка.
А Семафорова добавила:
– Особенно по сравнению со своим новым соседом по парте. Теперь он твой бойфренд?
И все залились поросячьим визгом. В этот момент я увидела Накончина. У него было ЧУЖОЕ лицо. Он не подошел ко мне, не поздоровался. ОН ТОЖЕ СМЕЯЛСЯ.
Вот тут я и почувствовала, как земля уходит у меня из-под ног и как (просто на глазах!) платье, которое так понравилось маме, становится коротким. Наверное, в этот миг я росла.
И ни одна душа не поинтересовалась у меня, как дела, как я закончила полугодие, как я вообще живу! Правда, на вечере были не все. Но на что мне все!
Однажды я прочитала где-то:
«Печаль ее была так велика, что в сердце не нашлось места для слёз». В моем сердце в тот день не осталось места слезам. Есть такая песня, казачья, Жанна Бичевская пела: «Тронулся поезд – и рухнулся мост…» Вот сейчас рухнулся мой мост.
А на следующий день я узнала, что Васипов убежал из дома. Волова позвонила. По цепочке. И с места в карьер начала тарабанить, что теперь он пропал без вести. Добавила еще, что когда Серафима ей про это сообщала, она чуть не разрыдалась.
