Первая работа. Испания

Однако я ничего не могла с собой поделать. Я чувствовала, что Хорхе искренне страдает, и не могла не спросить тихо:

— Что с тобой?

— Мне плохо, — прошептал он.

— Почему?

Хорхе вздохнул и отвернулся от стены. Отошёл к своему матрасу, уселся на него, упёрся локтями в колени, опустил голову.

— Это долгая история, — наконец выдавил он.

— Я могу послушать, — откликнулась я.

Он подвинулся на своём матрасе.

— Ну нет, — покачала я головой, — я тут, у двери сяду. На стуле. Вдруг ты мне ещё один знак внимания оказать решишь.

Сказала — и тут же пожалела. С такой болью он посмотрел на меня… Я её почувствовала, эту боль. Как будто сунула нос в раскалённую духовку и обожглась горячим паром.

— Так чьё это имя? — тихо спросила я, усаживаясь у двери.

И Хорхе рассказал. Говорил он, как всегда, медленно и членораздельно. Паузы между словами он делал даже длиннее, чем Росита.

Оказывается, у Хорхе была возлюбленная, студентка из России. Тоже Мария, как и я. Только старше лет на пять. Она приехала учить бизнес- испанский и была, как выразился Хорхе, obstinado. Я соотнесла это слово с английским obstacles, «препятствия». То есть obstinado — такой человек, который преодолевает препятствия. Но я не была уверена в значении этого слова. Хорхе уловил, что я растерялась, и пояснил: Мария была упорной, insistente.

Упорство она проявила во всём: заставила сеньору по утрам варить кашу, а не отделываться йогуртами (я рот раскрыла от удивления: «А что, так можно было?»), закончила за неделю один курс бизнес-испанского, потом — следующий, сдала оба экзамена и принялась за освоение самого высокого уровня. И заодно влюбила в себя Хорхе. Он признался, что буквально помешался на ней.

«Она такая сильная!» — мечтательно сказал он, глядя на свою стену. Fuerte. Мне вспомнилось, как Росита объясняла нам, что некоторые суффиксы в испанском придают существительным дополнительное значение. Например, суффикс -on. «Дом» по-испански — casa. А если добавить -on, получится cason — «домина, огромный дом». «Если мы возьмём слово „женщина“, — улыбаясь, продолжила Росита, — mujer, и добавим суффикс -on, получится mujeron, такая крепкая, мужеподобная тётенька». Своё воспоминание я благоразумно оставила при себе. Хорхе вряд ли понравилось бы, что его возлюбленную можно назвать mujeron.

— Она всегда добивалась того, что хочет, — тем временем продолжал он, — кроме одного. Она хотела, чтобы я на ней женился. Хотела остаться тут и найти себе работу со своим бизнес-испанским. А я…

Он умолк, кусая губы.

— Ну куда я её привёл бы, — он беспомощно огляделся, — я мало зарабатываю. И потом… У нас не принято жениться в моём возрасте.

— А сколько тебе лет? — поинтересовалась я.

— Тридцать.

— Сколько?!

— Когда я встречался с Марией, мне было двадцать восемь! — защищаясь, сообщил он.

Я только покачала головой. Тридцать лет! Да у моего папы уже была пятилетняя я! Вот они тут в Испании дают.

— Я ещё учиться пойду, — сообщил Хорхе. — А если семья, то какая учёба?

— Так вы расстались? — осторожно напомнила я.

— Хуже, — мрачно ответил он. — Ты знаешь, что может быть хуже расставания?

Я покачала головой. То есть полно, конечно, вещей хуже расставания. Когда болеет кто-то… Или вообще, не знаю. Умирает. Но он-то хочет чем-то меня удивить.

— Las promesas, — с пафосом сообщил он, — incumplidas.

— ?Las promesas? — переспросила я, про себя сообразив: «Обещания».

— Incumplidas, — подчеркнул Хорхе.

«Так, — подумала я, — cumplir — „исполнять“… Отсюда, например, cumpleanos — „исполнение лет“, то есть попросту „день рождения“. Значит, Хорхе выбили из колеи неисполненные обещания… Да так сильно, что он всю стену в материнской квартире испортил. Мне бы за такое голову открутили!»

— Понимаешь, — с жаром принялся объяснять Хорхе, — она пообещала писать письма. Я решил, что это очень хорошо. Я такой человек… Долго подбираю слова. Мне проще писать, чем говорить. Вот сейчас мне было бы проще написать обо всём.