Как назло, не работал лифт. Пришлось тащить Марину по лесенке-наутилусу. С каждым шагом она повисала на мне всё больше. На ощупь она была горячее раскалённого песка. Сонная, тяжёлая. Но хотя бы шли молча. Сил спорить не осталось ни у меня, ни у неё. Когда я толкнула плечом дверь в её комнату, то чуть не заплакала от счастья. Неужели мои мытарства заканчиваются?! Сейчас я положу Марину на кровать, а потом бегом в душ, завтракать остатками каши и — на учёбу?! Там-то можно забыть о ночном кошмаре, хотя бы на полдня. Исабель скажу: пусть даёт мне другого компаньона. Хоть бы того же Кевина. Ещё целая неделя — успеем выучить диалог и отрепетировать сценку.
Стыдно признаться, но я испытывала что-то вроде облегчения. Как будто тащила-тащила на себе огромный валун, вроде тех, что у пирса, по имени Марина, а теперь могу сбросить его и идти дальше с расправленными плечами…
Я на цыпочках вышла из комнаты и прикрыла дверь. Бегом на кухню! Пить!
Никогда вода из кувшина не казалась мне такой вкусной! Она даже сладкая, эта вода! Может, у них тут в Испании какую-то особую воду из скважин добывают? Я утёрла губы, прислушалась к себе и снова принялась пить холодную, прозрачную, неимоверно вкусную воду. Выдула, наверное, больше литра. Внутри у меня теперь был целый аквариум. Я хихикнула. Молодец я всё-таки. Не бросила эту мерзкую Марину, дотащила! Пусть теперь сеньора с ней разбирается!
Тут мой взгляд упал на записку на столе. Тьфу ты… Совсем забыла. Я посмотрела на кувшин. Там ещё оставалось воды примерно на стакан.
Я помедлила… Потом открыла шкаф, нашла чашку, из которой Марина пила чай. Ярко-розовую, с надписью «I love Barcelona». Только воды отнесу, и всё. Что ей ещё может понадобиться? Ну ладно, сделаю пару бутербродов. Если успею…
Я посмотрела на часы. Да, если успею до начала занятий.
Марина лежала спиной к двери. Я тихонько обошла кровать, заглянула ей в лицо. Белая, как салфетка. И дышит ужасно. Свистит, хрипит. У меня по спине побежали мурашки. А вдруг, пока я буду на занятиях, Марина… Нет, нет, это невозможно! От хрипов не умирают!
Я поднесла руку к её лбу. Прикасаться не стала, держала руку на расстоянии. Сантиментов пять. Но даже так чувствовался жар. В голове всплыло слово «судороги». Не помню, что это такое… Воображение нарисовало Марину, которая корчилась, словно Волан-де-Морт наслал на неё заклятие Круциатус.
Она вдруг задышала часто-часто, как будто ей не хватало воздуха.
— Эй, — испуганно позвала я её и потрясла за плечо, — эй!
Марина не проснулась. Только вдохнула глубоко и выдохнула с жутким хрипом.
Я бесшумно поставила чашку с водой на стол и вышла, прикрыв за собой дверь.
Одиночество навалилось на меня, как огромный мохнатый медведь… Надо же, а ещё утром я была ему рада. Выходило, что одиночество приятно, когда ты счастлив. Но если попал в беду…
Я добрела до своей комнаты, толкнула дверь. Уже рассвело, и беспорядок, оставленный мной при торопливых сборах, выглядел угнетающе. Кровать напоминала разорённое птичье гнездо. Я села на стул. Что делать? Звонить сеньоре? Хорхе? Может, Бенисьо?
Я открыла вотсап, пролистала список контактов.
— Мама, привет, это я… Ты спишь? Прости, разбудила. Нет, ничего не случилось. То есть случилось, но не со мной. Моя соседка по квартире заболела.
Я думала, мама спросонья придёт в ужас, станет советовать мне держаться от больной подальше, чтобы не заразиться, начнёт расспрашивать о том, не болит ли что у меня… Но она довольно спокойно объяснила мне, что каждой из нас сделали в Москве страховку, что этот листок хранится у меня в той же папке, где лежат мой паспорт и прочие документы, что я должна найти там телефон и позвонить по нему.
— Не знаю, на каком языке они с тобой будут говорить, — зевая, сказала мама, — скорее всего, на русском. Может, даже русский врач найдётся. Позвони. Потом мне напиши, как и что. Сама-то как?
— Нормально, — улыбнулась я, стараясь не хлюпать носом.
Хотя у меня по щекам текли слёзы — только от того, что я услышала такой далёкий и такой родной мамин голос, — и сразу стало так жалко себя… Но мамина интонация меня успокоила. Если мама не видит повода для паники, то чего я буду психовать? Вызову врача, раз положено, и всё.
— Спасибо, мам. Ты меня спасла.
— А ты тоже себя плохо чувствуешь?! — всполошилась мама.
— Нет, — засмеялась я и всё-таки потянула носом, — психологически спасла.
— А ты там ешь? Что?
— Кашу, — успокоила я её, — вкусную овсяную кашу. Я напишу.
Стоило мне понять, что есть где попросить помощи, как происшествие потеряло трагический оттенок. Хотя я и плоховато соображала из-за недосыпа, но быстро нашла нужный документ и позвонила. На этот раз по скайпу. Мне ответила любезная русская девушка и разъяснила, что мы и правда имеем право на вызов терапевта, только для этого ей нужны Маринины данные.
— А можно вызвать врача ко мне? — взмолилась я, вспомнив, какой кошмарный беспорядок царит в Марининой комнате, и не испытывая никакого
