стороны. И согласились с Родиным, что спорили именно на то, придет папа или нет. Конечно, никто не сомневался, что придет, раз обещал. Тем более Надежда Митрофановна внесла их семью в списки игроков. Все понимали, что Родин уже проиграл. Просто Голубева никто не любил. Он был слишком вредный.
В воскресенье утром мама несколько раз щупала мне лоб. Она и в субботу вечером щупала. Ей почему-то казалось, что я заболел.
— Ты какой-то странный, — говорила она. — Ты себя хорошо чувствуешь?
— Нормально, — отвечал я.
Я чувствовал себя не больным, а очень-очень усталым. Так бывает, когда летом очень долго плывешь по реке против течения. А потом выходишь на берег, а ноги дрожат и не слушаются. И руки не поднимаются, словно на них гири висят. Хочется упасть и не шевелиться. Но это после реки… А сейчас почему я так устал? От чего?
— Ты на свою викторину-то пойдешь? — спросила мама, собираясь на работу.
— Пойду, — равнодушно сказал я. — Велели всем прийти.
Мама озабоченно посмотрела на меня и ушла. Я снова лег в постель и пролежал до половины двенадцатого. А потом с трудом встал и пошел в школу. Смотреть, как играют большие дружные семьи.
В актовом зале царил непонятный переполох. Наш класс встревоженно гудел. Надежда Митрофановна с всклокоченной прической и большими глазами бегала взад-вперед.
— Что случилось? — спросил я.
— Мы не будем играть! — закричала Инна Баженова. — Наш класс вычеркивают!
Она чуть не плакала.
— Почему не будем? — удивился я.
— Все из-за него! — зло сказал Руслан Тагиев и кивнул в сторону.
Я обернулся и увидел Голубева. Его было не узнать. Он не ухмылялся как обычно, не жевал жвачку, не смотрел на всех с презрением. Он сидел на полу, забившись в самый дальний угол за последним рядом. Бледный, растерянный, с дрожащими губами.
— Его семья не пришла! — воскликнула Маша Кийко. — И теперь мы все пойдем по домам! Из-за этого дурака набитого!
— Как не пришла? — поразился я.
— Вот так и не пришла. Они на шашлыки уехали. Сегодня же последний теплый выходной.
— А он как же? Без него уехали?
— За ним потом водитель приедет.
Я не мог поверить. Как это? Пообещали и не пришли? Как они могли? Все на них надеялись! А теперь весь класс снимут с соревнований. Сам Голубев ни при чем, а получается, что он всех подвел? У меня даже мороз по коже пробежал. Если бы моя семья так сделала, я бы, наверно, умер на месте. Как хорошо, что они сразу отказались!
— Эй, Голубев! — крикнул Олег Малышев. — Вылезай! Ты проспорил! Сейчас кричать будешь.
Голубев еще ниже опустил голову в своем углу и не тронулся с места.
— Голубев! Ты лузер! — подхватил Сальников. — Колян, иди сюда, Голубев тебе что-то сказать хочет.
— А пусть он кричит: «Я лузер, спасибо папе!» — предложил Тагиев.
— Давайте его сюда притащим, — азартно выкрикнул Малышев. — Прямо за шиворот!
Родин подошел, посмотрел на Голубева и сказал:
— Не надо, оставьте его в покое. Он и сам знает, кто он.
Мимо нас снова пронеслась расстроенная Надежда Митрофановна и исчезла за дверями зала.
— А у меня сейчас родители придут, — мрачно проговорила Баженова.
— И мои тоже, — вздохнул Тагиев. — Что делать?
— А вон уже чья-то мама пришла, — сказала Кийко. Я поднял голову, и у меня подкосились ноги от неожиданности.
Я увидел маму. Мою маму. Это что, сон?
— Ваня! — крикнула мама и помахала мне рукой.
Не сон! Я со всех ног бросился к ней:
— Мама! Ты пришла! А как же работа? Ты же поменялась…
— А я обратно поменялась. Я видела, как ты хочешь, чтобы я пришла.
Я обхватил маму руками. И мне было все равно, что на меня смотрят одноклассники. Пусть завидуют. Моя мама пришла ко мне! В первый раз!
— Мам, только ты напрасно менялась. Все равно мы играть не будем.
— Ничего, — улыбнулась мама. — Тогда просто посмотрим.
