— Подождите. — Владислава Константиновна положила мел на стол и подошла к ним. — Мне не разрешат взять вас в свою группу, вы из другого класса, — сказала она. — У меня другое предложение. С пятого числа я буду вести занятия для отстающих. Три раза в неделю. До конца года. А это целых два месяца. Достаточно времени, чтобы подтянуть «хвосты» и догнать свой учебник. А дальше все будет зависеть от вас. И в слабой группе можно хорошо учиться. Когда есть желание, никакие препятствия не страшны. Согласны? Д’аккор?
— Д’аккор! — воскликнули Ромка и Даша. — Мерси! О’ревуар!
— Кэль кошмар! — вздохнула француженка. — Ваше произношение!
— О-ля-ля! — закричали Ромка с Дашей и весело понеслись по коридору.
Четвертый класс
Ненавижу Мирона Соломатина!
— Что у тебя по физкультуре? — спросил тренер в белой свободной одежде, перехваченной черным поясом. Кимоно, кажется, называется. А может, и еще как-нибудь. Я в спортивной одежде не слишком разбиралась. Да и в спорте, впрочем, тоже.
— Ничего. — Я виновато опустила голову.
— В каком смысле — ничего? — удивился тренер. — У вас в школе что, нет физкультуры?
— В школе-то есть, — вздохнула я. — Это у меня нет. Я освобождена.
— Почему?
— По состоянию здоровья.
Тренер издал какой-то странный звук. То ли кашлянул, то ли засмеялся. И усы у него зашевелились, совсем как у папы, когда он улыбку сдерживает. И вообще он на папу похож — лысой макушкой и густыми бровями. Может, это хороший знак? Может, хоть здесь возьмут?
— Тебя как зовут? — спросил тренер. Он смотрел на меня с любопытством, даже глаза округлил. Как будто не девочка перед ним, которая в секцию пришла записываться, а какой-нибудь неизвестный зверек. С одним ухом и пятью лапами.
— Света, — сказала я. — Головастикова.
— А лет тебе сколько, Света Головастикова?
— Мне десять. Даже с половиной. Вы ведь с десяти записываете?
— С десяти, верно. И даже без половины. А что у тебя со здоровьем? Почему ты освобождена от физкультуры?
— Из-за зрения. — Я показала на свои очки. — Мне нагрузки противоко… протиково… про-ти-во-по-казаны, — сказала я медленно. Как говорит папа, с чувством, с толком, с расстановкой.
Никак не могу это противное слово выговорить с первого раза. У меня иногда в сложных словах слоги путаются, сами по себе. Вроде бы знаю, как надо говорить, в голове все правильно выписывается. А когда слово на язык попадает, то вперед не тот слог выскакивает. И у доски поэтому отвечать страшно. Весь класс и так хохочет, когда я отвечаю, потому что не все звуки выговариваю. Точнее, не выговариваю только «ш» и «ж». Хотя нет, отдельно я их выговариваю. А когда в слове — никак. Вместо «ш» получается что-то непонятное, то ли «ф», то ли «с», то ли все вместе. А вместо «ж» вообще неизвестно что. Вот всем и смешно, когда я шепелявлю, да еще вдруг слоги путаю.
— Возьмите меня, пожалуйста, — попросила я. — Мне очень надо. Очень-очень. Правда.
— Как же я тебя возьму, если тебе нагрузки противопоказаны? — Тренер развел руками.
— А вы меня без нагрузок возьмите.
— Это как?
— Ну так… просто научите драться, и все.
— Драться?
— Ну да. Ногами. Ведь в такой одежде ногами дерутся? — Я показала на его кимоно. — Мне нужно… ногами…
Тренер в замешательстве посмотрел на меня, потом сказал:
— Иди-ка ты, Света, домой.
— Не возьмете? — спросила я. Хотя и так все было ясно с самого начала. Все смотрят на мою фигуру и не берут. Фигура у меня не совсем спортивная. Точнее, совсем не спортивная. Я толстая. Папа говорит: «мягкая», мама говорит: «пышная». А в классе дразнят Плюшкой.
— Возьму, — сказал тренер. — Если в следующий раз придешь с мамой и со справкой из поликлиники, что тебе можно заниматься спортом. Поняла?
