? Не понимаю. Я просто много не могу объяснить, но давай не будем о том, что я сверхчеловек, лучше скажи: можно ли снять с меня гипс?
? Почти…
? Почти?!
? Да. Твоя кисть еще не восстановилась, а остальные кости в порядке.
Максимус несмело помолчал, о чем-то думая, а после спросил:
? Может хоть теперь, расскажешь, кто сломал тебе руку?
? Не важно…
? Сэт, скажи честно, это была Наташа?
Сэт закрыл глаза, сделал глубокий вдох и, не найдя слов, молча взглянул на друга. Макисимус понял это молчание.
? Не понимаю я, как так можно было раскрошить кости. Она тебя пилила?
? Нет. Била, — тихо буркнул Сэт, пряча глаза, — стулом…
? Это когда…
? Когда узнала о беременности Лиры…
? Ты ей об этом сказал?!!
? Ну, да, — не понял удивления Сэт, — или мне стоило молчать?
? Ну… мог бы не в лицо говорить… или вообще написать…
? Серьезно? Это жестоко… Она ведь верила мне, понимаешь, что это значило?
? Да, но ты ведь, конечно же, ничего ей не объяснил…
? Разве это вообще можно объяснить?
? Но…
? Максимус, хватит!
? Тебя подставили!
? Ага. Ты мне снимешь сегодня гипс или нет?!
Максимус поник, понимая всю бессмысленность сказанных слов. Он взглянул на снимки затем на Сэта.
? Ты мне не доверяешь?
? Что за глупое предположение?
? Прежде ты мне все рассказывал, а теперь молчишь…
? А что я могу сказать?
? Ты ведь ее любишь!
? Ну, да… люблю…
? Так борись же за нее!
? А Лира…
? Она ведь, — тихо пробормотал Максимус. — Ну это же… разве… Это бред какой-то!
? Она ждет ребенка от меня, понимаешь?
? Но ты любишь Наташу, а она тебя!
? Не надо. Не мучай меня. Она и знать меня не хочет. На звонки она не отвечает, но СМС тоже. Пытался встречу назначит — не пришла. Она гордая и я наверняка для нее умер. Я ее предал.
? Помнишь, лет шесть назад ты приходил ко мне домой?
? Когда Илья Николаевич меня выставил из дома?
? Ну, да…
? Помню, конечно…
? Тогда твои мысли были такие же…
Сэт отрешенно посмотрел на Максимуса, вспоминая, то далекое время.
…Сэту было одиннадцать лет. В свой истинный день рождения он ушел утром из дома и бессмысленно бродил по городу. Именно тогда он и встретил впервые шестнадцатилетнего дебошира Урга, впервые напился и едва ли помнил, как вернулся домой и что вообще было вчера.
На утро следующего дня он проснулся в коридоре с разбитым лицом, горящей от пощечины щекой и ноющим покрытым синяками телом. В глазах плыло, а мозг слабо соображал. Кое как добравшись до дивана в гостиной он рухнул, пытаясь что-нибудь вспомнить. Дома было тихо, солнечные лучи, едва проползали в дом, а память упрямо не восстанавливалась.
