Саша лишь вздохнул, прекрастно понимая, что она даже не догадываеться что это все значит и что она сейчас назвала верным, да хорошо хная, что в сложности этого дела ей не разобраться никогда, уж слишком мало она знает ни только о внутренних делах черных магов, но даже о делах белых, да и не зачем ей это все понимать и знать, все что она должна была от него услышать, это всего одно имя, но сил его произнести вслух в ее присутствии даже в этом смысле ему не хватало. Все казалось куда сложнее здесь, чем в этих сложных делах и в самой операции, в том что продумал Дьявол и в том, что они собирались ему противопоставить. Для Александра, все это было логично, расчетливо и намного проще, нежели то, что происходило сейчас в квартире его младшей сестры, ее сердце и его разуме.
Наташа наблюдала за ним, совсем ничего не понимая, ведь все было верно и правильно и совсем ничего не должно было терзать ее брата, уже не раз ликвидируя угрозы, пусть не такие страшные но все же… Ей казалось, что она слишком далеко и телом и разумам, что бы сейчас его понять, но все же он был ей дорог и пусть сил у нее и не было, но он стоил того, что бы она сделала над собой усилие. Поставив чашку на полку рядом с креслом, она неспешно выбралась из пледа, неохотно расставаясь с его теплом и встав на слабые ноги, сделала разделяющие их два шага, стоящие ей уймы сил и рухнула рядом с ним, пытаясь заглянуть в его глаза и разделить эти переживания.
? Все ведь верно, — шептала она, приобняв его за плечи. — Это твой долг, твоя работа, что же тогда не так?
Он посмотрел на сестру со страхом и отчаяньем, боясь дышать, но не имея сил это в себе держать.
? Прости. Ты права, все верно, все правильно, все так, как должно было быть, однако…
Он выдохнул и, закрыв на миг глаза, завершил свою мысль, стараясь быть готовым ко всему.
? Если завтра все будет так, как должно, если все будет правильно — я убью его.
В ее глазах будто разбилась пелена и разыгрался алый блеск, яркий, но болезненно испуганный, ведь она догадывалась о ком мог говорить ее брат, однако даже верить в это не хотела, понимая, что почти не может дышать и сердце ее будто и не хочет биться от подобных новостей.
? Его? — прошептала она, дрожащим голосом стараясь, сдерживать наворачивающиеся слезы.
? Сэт… Он умрет завтра от моего приказа, и тогда ты потеряешь его навсегда… по-настоящему, — без малейшей жалости произнес Шпилев, видя в этой жестокости надежду на ее оживление.
В алых глазах сияла жизнь и замирали слезы, накатываясь на ресницы, а затем скользя по мраморной коже, ведь она его все еще любила…
Она лежала на полу, средь осколков разбитой посуды. Слезы у нее все же закончились, силы тоже, но ей все еще хотелось отчаянно кричать и рвать кого-нибудь клыками, или хотя бы просто умереть, что бы только не встречать завтрашний день. Она ненавидела его и мечтала убить сама, как прежде, как раньше, как тогда, когда она его совсем не знала. Ей хотелось вернуться назад и не узнав ничего, выпить всю его кровь до последней капли, разорвать его на части, убить его и никогда не знать, кто он, никогда его не любить и никогда не быть им преданной.
Она лежала на холодном полу своей кухни, чувствуя как слезы, еще застывшие в ее глазах, медленно стекают на щеку. Отчаянье — вот что ей оставалось. Она желала ему смерти, но сама мысль о том, что он умирать заставляла ее медленно угасать. Она хотела его спасти, она хотела его убить. Она хотела разорвать его на части и обнять. Он предал ее, он измучил ее бесконечными звонками, но как бы она на него не злилась, она продолжала его любить. Она не знала, что ей делать, вытирая слезы изрезанными осколками руками, размазывая слезы по своему лицу. Она хотела просто умереть вместе с ним, стать ничем в этом мире, как и он, раствориться и возможно возродиться там, где все будет не так сложно и они смогут быть вместе без ненависти злобы, обмана, воин и убийств, без измен и предательства, ведь она могла его простить, она хотела его простить, но не здесь и не сейчас, ни в этой жизни, что бы он ей не говорил и как бы не оправдывался, ни за что и никогда это тело и этот разум не могла принять его таким каким он был сейчас, не в силах больше прощать все то что было за ним, но эта душа все еще его лбила, именно поэтому… возможно… где-то там… потом… возродившись… они могли бы быть счастливы вместе.
22
«Да будь ты проклято 22 февраля!!!»
Глупый и умный, глядя на одно и то же дерево видят разные деревья.
У главного струнного храма в этот день было очень много людей, что кружась и веселясь, отдыхали будто на ярмарке. Здесь на площади по традиции развернулось настоящее празднество. Ряды и круги лавок, шатров и палаток придавали обычно строгой архитектурной гамме светлого кольта радостно-
