— Ты что струсил? — спросил Листем, забыв о смехе.
— Я!? — поразился Сэт обернувшись. — Ты бредишь, на почве своей звездной болезни.
Норбера задело, и он без малейших предупреждений попытался ударить Сэта, но Вересов младший увернулся от кулака и ударил противника коленом в живот. Норбер медленно сполз на пол, чувствуя, как все внутри переворачивается от этого удара. Сэт пренебрежительно фыркнул и отвернулся.
— Псих, — выдавил Норбер. — Не диво, что родной отец пытался тебя убить.
Сэт замер. Тяжело дыша, он пытался взять себя в руки, но только больше вскипал.
— Что молчишь? — спросил Норбер, гордо вставая на ноги.
Сэт обернулся, медленно снял очки и исподлобья посмотрел на обидчика. Это были те дикие глаза, что когда-то напугали Норбера.
— Что? Я не прав? Довел отца…
Больше он не смог сказать ни слова. Сэт набросился на него. Листэм даже не догадывался какую ужасную пытку затеял, ведь в сердце Сэта все еще жила боль, а в ушах, от воспоминаний вновь появлялся этот дикий безумный смех. Пальцы мальчишки сомкнулись на шее обидчика. Одной рукой он сжал горло так, что Норбер начал задыхаться, но убивать его никто не собирался. Сэт ударил его головой о стену и тут же повалил на пол. Норбер рухнул не зная, как сопротивляться такой всепоглощающей ненависти, но инстинкт самосохранения требовал действий. Он попытался вскочить на ноги, но Сэт опередил его. Уверенно поставив ногу ему на спину, он перенес на нее весь вес, лишая противника возможности двигаться.
— Еще раз, гнида, ты что-нибудь вякнешь по этому поводу, — выдавил Сэт сквозь стиснутые гневом зубы, — я тебя просто убью. Ясно?!
Норбер не ответил, но Сэт и не ждал ответа. Он пнул Норбера со всей силы и развернулся, что бы уйти, но от чего-то замер. Норбер несмело приподнялся, не понимая поведение врага: В дверях стоял Илья и Ник. Оба удивленные, вернее даже шокированные и смотрели на Сэта, как на монстра, из чего Норбер тут же заключил, что предстал в их глазах просто жертвой, а значит: вся вина сама собой легла на Сэта.
Илья Николаевич не сказал ни слова, а просто наотмашь ударил ученика по щеке. Сэт рухнул, едва не ударившись в стену, и тут же встал, несмело глядя куда-то в сторону. Он всегда затихал в присутствии Вересова, толи проявлял так уважение, толи просто боялся, но в любом случаи никогда не осмеливался ему возразить.
— Что это было? — воскликнул Ник, справившись с замешательством. — Я требую объяснений.
— У сына своего спросите, — буркнул Сэт.
— Не смей так разговаривать! — велел Вересов и тут же вновь ударил его по лицу.
Сэт устоял на ногах, но лишь по тому, что стоял у самой стены, и падать было просто некуда. Он просто закрыл глаза и молчал, не зная, что делать. Вересов не сводил с него глаз. Его взгляд пугал: холодные глаза в гневном прищуре, но сам Илья даже не думал об этом.
Ник метнулся к медленно встающему на ноги сыну и, подав ему руку, спросил:
— Как ты?
Норбер лишь что-то буркнул, пытаясь не выдать свое благополучие.
Вересов перестал смотреть на воспитанника, а просто сел на тот самый диван, из-за которого все и началось.
— Неужели гены так много значат? — прошептало он тихо.
— Что?! — пораженно воскликнул Сэт, осознав смысл учительских слов. — Гены? Почему?
Он испуганно смотрел в холодные измученные глаза Вересова и тщетно пытался унять дрожь.
— Как вы могли такое подумать? — прошептал он еле слышно. — То, что мой отец был пьяницей и дебоширом еще ничего не значит. Я — не он! Понимаете?!
Он закричал так, что охрипший голос, перестал казаться таковым.
— Не ори на меня, — приказал сурово Илья.
Он отвел взгляд в сторону, не желая видеть мальчишку, ведь в его сердце пылало разочарование. Он слишком сильно любил этого ребенка, для того что бы просто смериться с таким его поведением. Сэт понял этот жест совсем иначе, для него эти скользнувшие прочь глаза были презрением.
— Ну и в бездну вас всех! — истерично воскликнул он и тут же попытался уйти прочь, но, поравнявшись с Норбером, услышал ехидный комментарий:
— Что получил?
Сэт замер, осознавая услышанное и все произошедшее. Он посмотрел на Норбера холодными ледяными глазами, сверкающими поверх оправы очком и, не говоря не слова, сунул ему под нос средней палец правой руки. Не дожидаясь новых упреков, он резко обернулся и обратился к Илье:
— Знаете… думайте, что хотите! Но если вы и, правда, решили, что я сумасшедший, то… Дальнейшая ваша опека надо мной не имеет ни малейшего значения. Простите, за эти два потраченных на меня года.
Он развернулся, чтобы уйти, и не просто к себе, а раз и навсегда, но Илья остановил его:
— Эти два года были самыми дорогими в моей жизни, особенно последний, — сказал он тихо. — И я не считаю тебя ни сумасшедшим, ни больным, ни каким-нибудь там еще.
