— Спасибо. Думаю, что обойдемся.
— Ну, смотри.
К восьми часам в холле возле справочной уже толпился нетерпеливый народ. Все больше пожилые мужчины и женщины. Василий сидел на кожаном продавленном диване под пальмой, поглядывал на людей, ждал, клевал носом.
Только в девять открылось окошко. Василий первым сунул в него голову. Женщина полистала книгу, произнесла будничным голосом:
— Мануйлова? Мария Васильевна?
— Да-да, Мария Васильевна, — подтвердил Василий пересохшими губами.
— Родила мальчика. Вес четыре двести. Мамаша и ребенок здоровы. Поздравляю. Палата тридцать четвертая. Какие передачи можно — в инструкции на стене. Следующий.
Василий отошел от окошка. Услыхал, как какая-то женщина из очереди за его спиной произнесла с горестным вздохом:
— Ос-споди! Все мальчики да мальчики. Не иначе — к войне. Спаси и помилуй.
— Типун вам на язык, — проворчал хрипловатый мужской голос.
Другой мужской голос, молодой и звонкий, весело и беспечно пообещал:
— Пусть только сунутся — всем морды понабиваем. Видали какие у нас танки? Четыре башни! Две пушки, три пулемета! А самолеты? Лучшие в мире! Как жахнем — одни ошметки полетят. Это вам не восемнадцатый год! Те-ехника!
Василий вышел на улицу.
Шел снег. Крутила поземка. Ветер нес по замерзшей земле снежинки, перемешанные с пылью, пожухлую листву. Домой не хотелось. На работу опоздал. Лучше совсем не ходить. Тогда куда?
Сзади хлопнула дверь. Василий обернулся. Девчушка, что выговаривала им сегодня утром, остановилась и, повернувшись спиной к ветру, стала застегивать крючок на тоненьком демисезонном пальто. Увидев Василия, улыбнулась ему, спросила:
— Ну, как, узнали?
— Узнал. Мальчик, — ответил Василий, глупо улыбаясь.
— Ну вот. А вы переживали. Поздравляю. Цветов жене купите обязательно.
— Цветов?
— Ну да. Сейчас это разрешено. И очень даже правильно. Некоторые считают буржуазными пережитками, а женщине приятно. Так это ваш сын? Или того товарища?
— Мой.
— А-аа… Еще раз поздравляю. Всего хорошего, — и вприпрыжку сбежала по ступенькам вниз.
— Подождите! — спохватился Василий. Он догнал девчушку, пошел рядом с ней. — Я, если можно, немного пройдусь рядом с вами. Просто так. Признаться, не знаю, куда себя деть.
— А работа?
— Да я взял отгул. Так, написал заявление на всякий случай, а оно как раз и вышло…
— Значит, жена в роддом, а вы за девушками ухаживать? Так, что ли?
— Да нет, что вы! — испугался Василий, которому действительно было отчего-то так одиноко, что он готов был уцепиться за кого угодно. — Нет-нет! Вы не так поняли. Я все эти дни ходил, как помешанный, — неожиданно признался он. — В голову лезло всякое. Да и Маня — она все чего-то боялась, иногда ужасно как боялась, говорила, что умрет, не сможет родить… Вот я и…
— У многих перворожениц бывает такое настроение. Не вы первый, не вы и последний. Все обошлось. Сын у вас — это ж понимать надо!
— Я понимаю.
— Да нет, вы еще не понимаете, — снисходительно отвергла его уверенность девчушка. — Вы потом поймете, когда он подрастет немного, когда улыбнется вам, произнесет первое слово…
— А вы откуда знаете?
— Я? Я работаю медсестрой и учусь на акушерском факультете института.
— Вон оно что… А мы с приятелем подумали… Кстати, он тоже в институте учится, а зовут его Дмитрием, — зачем-то сообщил Василий. Может затем, что Димка как-то очень уж странно смотрел на эту девчушку, с каким-то сожалением, что ли, что эта девчушка не его. Дура Тайка, конечно. — Так вот, мы с Димкой подумали, что вам и лет-то — не больше шестнадцати, — предположил Василий, явно занизив года.
Девчушка засмеялась, довольная, и сверкнула на него блестящими зрачками. Почти как у Марии, только значительно крупнее.
— Меня Василием зовут, — добавил он. И спросил: — А вас?
— Меня? — Девчушка подумала мгновение, ответила: — Меня — Любой. — Поинтересовалась: — А вы, что же, не учитесь?
— Нет, не учусь. Не всем же быть инженерами. Кто-то должен и у станка работать.
