разговоры. Возницин даже представить себе не мог, что объявленная выставка его картин может вызвать такое брожение в среде художников, что возникнут какие-то группировки, которые будут активно противодействовать этой выставке, что по инициативе этих группировок в газетах и журналах станут печататься статьи, высмеивающие, порочащие его, Возницина, картины, его художественный метод, выбор сюжетов, манеру письма, что его станут обвинять в отходе от соцреализма и революционности, что, наконец, даже тот факт, что он стал наследником мастерской умершего четыре года назад художника Ивана Поликарповича Новикова, кем-то будет рассматриваться как жульничество и попрание партийной этики.
Занятый исключительно работой и почти не принимающий практического участия в деятельности Союза художников, Возницин имел весьма смутные представления о том, какие в недрах этого союза существуют группы, течения и направления, и даже не предполагал, что они при случае могут обрушиться на него всей своей объединенной мощью. И ведь не столько даже сами художники, сколько какие-то писатели, которых он никогда не читал, партийные деятели, о которых он ничего не слышал. Даже учителя одной из Ленинградских школ почему-то вдруг решили, что все творчество его никуда не годится, вредно для дела социализма и воспитания подрастающего поколения.
Были минуты, когда Александр, отчаявшись, готов был отказаться от выставки, лишь бы не мешали ему работать, заниматься любимым делом. Ну, выставляется он наравне с другими и вместе с другими, получает заказы, картины его покупают музеи, он с семьей не бедствует и ни на что не претендует, — ему и этого хватает выше головы. И ведь не сам он полез в соответствующие инстанции с идеей собственной персональной выставки, у него даже в голове ничего подобного не возникало: какая такая персональная выставка, когда и картин-то кот наплакал, а хороших, таких, чтобы по большому счету, и вообще всего-то несколько штук, и чтобы с этим идти на выставку… Но предложили в Ленинградском отделении Союза, настаивали, и стоило ему поддаться уговорам, согласиться, как все и началось, точно специально для этого была выдумана идея персональной выставки художника Возницина — охаять и унизить его в глазах всего честного народа.
Если бы не Аннушка, Александр наверняка запил бы, как это бывало уже в прошлом. Но Аннушка, то ли потому, что не понимала всей опасности возникшей травли своего мужа на страницах Ленинградской прессы, то ли настолько верила в талант его, что могла с презрением относиться ко всему, что пыталось этот талант унизить, но только она одна давала Александру силы выдерживать все наскоки, которые обрушивались на его голову. Аннушка в этом смысле как бы заняла место Варвары Ферапонтовны Верновской, которую в прошлом году выслали из Ленинграда как бывшую аристократку и неблагонадежный элемент в Кировскую область, в город Лысьву. Аннушка, утешая своего мужа, подбадривая его, даже говорила знакомыми словами и выражениями Варвары Ферапонтовны, — и не мудрено: связь Варвары Ферапонтовны с Аннушкой не прерывалась, они писали друг другу письма, Аннушка подробно рассказывала об успехах и неудачах своего мужа, о ленинградских новостях, о своих детях.
Письма Варвары Ферапонтовны из ссылки были в основном откликами на письма Аннушки. О себе бывшая княгиня писала скупо, не жаловалась, судьбу не кляла, наоборот, выказывала удовлетворение оттого, что живет в исконно русской глубинке, работает на ниве просвещения и очень этим счастлива. Была ли она счастлива на самом деле или «держала марку», а только письма ее дышали оптимизмом, содержали массу полезных советов и очень помогали Аннушке хоть как-то ориентироваться в мире людей, причастных к искусству своего мужа.
Незадолго до майских праздников шумиха по поводу персональной выставки картин художника Александра Возницина разом оборвалась, будто этой шумихи и не было, точно где-то кто-то сказал грозное: «Хватит!» — и все шавки сразу же поджали хвост. Более того, пошли звонки с поздравлениями — и опять же по случаю выставки. Александр ответил на пару таких звонков, но больше к телефону не подходил, предоставив это деликатное дело Аннушке: та знала — или чувствовала, — кому что говорить, а кому вообще ничего говорить не надо. И это было самое лучшее для Александра, потому что чаще всего звонили и поздравляли как раз те же самые люди, которые недавно охаивали художника Возницина и клеветали на него; сам он не мог заставить себя разговаривать с ними так, будто ничего не случилось.
Теперь все это осталось в прошлом, но в прошлом не слишком далеком, оно продолжало царапать душу острыми колючками едва скрытой чужой неприязни и зависти, или еще чего-то большего.
Уже были разосланы персональные приглашения друзьям и коллегам, прочим весьма известным и влиятельным людям, которые могут обидеться, если их не пригласить. Впрочем, приглашения готовил и рассылал не сам Возницин, занимался этим выставком, а там знали, кого приглашать. От Александра требовалось лишь подать список тех людей, кого бы он сам желал видеть на открытии. Все остальное было не его заботой.
У художника Возницина это была первая персональная выставка. Не случись шумихи по ее поводу, он бы не так волновался и мучился. Но теперь, когда все стихло, ему уже самому казалось, что была какая-то доля правды во всей этой шумихе, были какие-то основания, тем более что не святой он, небезгрешен и как человек, и как художник.
Александр извелся, плохо спал по ночам, даже поссорился с женой, которая очень хотела видеть на открытии выставки всех своих бывших подруг со «Светланы», объясняя свое желание тем, что как раз для них-то, простых работниц и рабочих, он, Александр, и пишет свои картины, а вовсе не для своих завистливых коллег, для критиков и прочих типов, от народа своего оторвавшихся или никогда к народу не принадлежавших.
Увы, количество приглашений было ограничено, Александр для жены выделил всего лишь двенадцать штук, а на них не пригласишь не то что свою бывшую бригаду сборщиц «лампочек Ильича» в полном составе, но даже половину ее, потому что почти все девчонки повыходили замуж, а Зинаиду Ладушкину, например, неловко приглашать только с мужем, без его родителей, людей интеллигентных и разбирающихся в искусстве.
Поразмыслив, Аннушка вернула мужу пригласительные билеты.
